Я рассеянно ходила вокруг людей, думая о сне, который мне приснился, и о записке, подсунутой под дверь. Мне не снилась Асила с тех пор, как я покинула Асил. Ни разу с тех пор, как вернулась в человеческий мир. Я подумала, что она может вторгнуться в мой сон только в мистическом мире. Это была довольно солидная теория. Бастьен отмахнулся от записки, как будто кто-то пытался помешать мне завоевать симпатию для Тода. Это имело смысл для меня, но все еще ныло в уголке мозга, заставляя беспокоиться о сегодняшнем разбирательстве.
Я остановилась у книжного магазина и переступила порог.
— Buongiorno, — сказал из-за прилавка очень ученого вида молодой человек в очках и с яркой улыбкой.
— Доброе утро, — пробормотала я, просматривая книги на полке.
— Американка?
— Да.
Он поправил стопку журналов на стойке.
— Пожалуйста, скажите мне, если вам понадобится помощь.
Я кивнула.
— Спасибо.
Я провела пальцами по корешкам книг и остановилась на одной, которая привлекла мое внимание — «Опасности принуждения». Я купила книгу на деньги, которые дал мне Бастьен, и нашла скамейку у фонтана в центре площади.
Осторожно переворачивая каждую потрепанную страницу, я впитывала информацию. Только чародей мог совершить нечто подобное. Человек под контролем будет делать все, что захочет чародей. Чародеи жили долго. Принуждение кого-то укорачивало жизнь чародея. Если чародей будет слишком долго контролировать свою жертву, он быстро состарится и умрет. Если чародей умирал, принуждая жертву, жертва становилась злой и никогда не возвращалась в свое нормальное состояние до принуждения.
Там были страницы и страницы тематических исследований по принуждению и результатам, которые были на мастере использования. От этих графических картинок у меня стало кисло во рту. Зло искажало лица жертв, и их глаза становились такими светлыми, что радужки были едва видны.
Часть меня думала, что, возможно, Арик находился под принуждением. За исключением того, что появлялось чувство, которое окружало кого-то, кто был. Я испытала это с Фейт, когда она была под одним из них, чтобы убить меня, пока я была в Асиле. Воздух вокруг меня сгустился, и казалось, что зловещая энергия, словно невидимые существа, ползет по моей коже. С Ариком я этого не чувствовала.
Ник пересек площадь и подошел ко мне, запихивая виноград в рот.
— Эй, а вот и ты. Мы искали тебя повсюду.
— Я здесь уже почти час. — Я закрыла книгу. — Думала, что после вчерашнего тебя уже тошнит от винограда.
— Смешно. Но серьезно, я никогда раньше не пробовал виноград, который был бы таким… виноградным.
Бастьен подошел к нам.
— Ну что, пойдем? Разбирательство начнется в ближайшее время.
Я засунула книгу в сумку.
— Да.
Мы пришли на арену и заняли те же места, что и вчера. В отличие от предыдущего дня, здесь было полно народу. Там почти не осталось мест. Я чувствовала себя неловко, ожидая, когда войдет Совет. Это сообщение все не выходило у меня из головы. Тод несколько раз потер затылок. Он не мог усидеть на месте.
Совет Чародеев гуськом вышел на арену и занял свои места за круглым столом. Они не сидели, а просто стояли, как будто чего-то ждали. Около дюжины охранников с мечами и щитами окружили сцену. Боковая дверь внезапно открылась, и две женщины и пятеро мужчин вошли внутрь, а затем сели на удобные сиденья прямо напротив нас. Среди них был и Мерл.
— Они выглядят очень важными, — сказал Ник, осматривая чародеев. Он вытащил кусок хлеба и принялся его ковырять. — Это лучше, чем кино.
Я толкнула его локтем.
— Неужели?
— Стоп. Ты заставила меня бросить хлеб.
— Ну, веди себя соответственно возрасту. Это серьезно.
— Я веду себя так, как подобает моему возрасту. Ты мне не мать. — Он взял кусок хлеба и отряхнул его.
Я повернулась к Бастьену.
— Что здесь делает Мерл?
— Высшие Чародеи из главных убежищ должны присутствовать на всех приговорах, когда смерть является возможным наказанием. Они примут окончательное решение и смогут помиловать заключенного, если сочтут, что приказ слишком суров.
Я удивленно посмотрела на Бастьена.
— Я не понимаю. Как они могли вынести ему смертный приговор, если у него его раньше не было?
— Ему действительно вынесли смертный приговор, но поскольку они сочли его сумасшедшим, он был возвращен к жизни. Теперь, когда они знают, что он был в здравом уме, но, возможно, принужден, смертный приговор в силе.