Варон паслаль бы звэра на, но сыр ва рту тарчит — хана!
Птыц чёрний лапка изогнул и [вырезано комитетом по цензуре].
Воином Сея был превосходным — других в ВД и не брали, но как у всякого барда мозги у него работали немного иначе, чем у обычных людей и нелюдей. Он не боялся ни демонов, ни темноты, ни змей, ни крыс, ни подземелий, зато от детишек шарахался как гарпия от зеркала. Однажды он голыми руками вырвал сердце из груди огра, полюбовался, как оно трепещет у него в ладони, раздавил и пошёл на свидание, а назавтра — плакал, залечивая лапку помойной кошке. Он не пил молока (нехорошо коровок обирать), не ел ни мяса (бедные телятки/овечки/кролики!), ни яиц (из них птенчики вылупляются), а кожаные доспехи и меховые куртки носил как святой Ёпт вериги. Поэтому, едва очередной аарт ("Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу…") материализовал в зале трёх маленьких девочек в белых платьицах и громадного бурого медведя, бард бросил в рот успокоительную пилюлю (на всякий случай). И даже как-то пережил первые две строчки. Но когда после слов "С корнем выдрали язык, наступили на кадык", девчушки с леденящими душу воплями налетели на несчастного топтыгина…
Варон упаль, прищёль весь лес. Кто что-та нёс с сабой, кто бэз…
К счастью, у Кристанны и Сивера как раз кончилась очередная фаза примирения, и они дружно угостили парня, бьющегося о купол как рыба об лёд, «сногсшибателем» и «цепняком». Леориэль, ласково улыбаясь, впихнула в него ещё пару пилюль. Качество у лекарства было отменное, Сея тотчас, говоря словами бардов, "выпал в астрал", и тем самым спасся от встречи с лиловым лесом и превращения своих мозгов в кисель.
Тэпэр варон прастой пэтух и сыр ва рту давно пратух…
— Шождатель, жаткни его и я больше ни о щём не попрошу! — обхватив голову руками, взмолился Шольд.
— Дэржи рот на замок! Сэчас Хранытэл гаварыт! — отрезал Аринх. — Ну давай жэ, батоно! Давай, дарагой! Нэ малчи, панымаеш!
— Твориц, ты оцэ чул, — еле слышно пробормотал Сея. — Кажи ж мэни, чи то я совсим з розума зийшив, чи попав на пункт прийима у Едины Силы Свита? А колы попав, где ота малюлька з дитыною у пинджаке та промовою "А ты записался Хранителем?"
Марал грузынский басня прост: За рот дурной в атвете хвост!
~ *~* ~
Крутите руками,
Машите ногами,
Кто настоящий маг,
Тот волшебнётся с нами, — ровным и спокойным голосом, предвещавшим, как все уже успели усвоить, очередную пакость, провещал чародей.
"Злыдни" напряглись. Аринх произнёс короткую, но прочувствованную молитву, обращённую к Небесному Промыслителю. Леориэль добавила пару фраз на эллилоне. Ярок тщательно законспектировал их монологи, чтобы позже найти значение незнакомых слов в словаре. Он был оптимистично настроенным юношей. Кристанна и Сивер могли бы сделать что угодно: навесить ли защиту, схватиться за амулеты — но они предпочли схватить друг друга за руки. Даня хихикнула слишком громко и слишком ехидно, маги отпрянули друг от друга и метнули в девушку взгляды, которые было тяжело перевести даже на ри'хаан. Данины амулеты разом взорвались, рукава куртки охватило пламя. Ларвеор поднял голову от очередной книги ("злыдни" подозревали — и не без основания — что карманы его куртки бездонные, но проверять не решались) и, посмотрев на тушащих подружку Зикку и Малинку, меланхолично обронил:
— Зато не голова.
— Браточки, а шо такэ е "волшэбнэцца"? — спросил Сея, дожевывая очередную пилюльку. Глазки барда давно и безнадёжно съехались к переносице. — Чаруванье чи шо?
Вспомните ещё раз фразу про мозги, что работают немного не так, как у всех. Вдумайтесь в неё. Прочувствуйте. Поняли? Если поняли, вы — наш человек. А если не поняли… съешьте тритончика, а?
Пришельцы — не только барды, но и мумий, и повар, и «термонатор», и даже тётка, связанная как деревенская колбаса — задумались. А аарт привёл в действие потусторонние силы, и у дальней стены зала возник невысокий помост с какими-то высокими дырчатыми ящиками по бокам. Уже знакомая Ларвеору невидимая рука подхватила упирающихся бардов, вознесла их на помост, троих поставила в ряд, а четвертого усадила за странную конструкцию из тарелочек и барабанчиков. Те выразили своё изумление всего двумя словами. Забегая вперед, скажем, что первое Ярок не смог найти ни в одном словаре.
— Мкфш! Пршфкст! Тнцпфр! Снгелпрдшргл! — пробубнила тетка сквозь кляп, сделанный из её же рукава.
— Это значит, что сейчас будут танцы, ты, придурок, — перевела Кристанна.
— Как вы её понимаете, мэтресса? — удивился Гапон, топорща гребешок.
— У меня вместо бабули — "железная грудь" тролльих земель.
— Гнствр! Шмыгст ербждспртвкш!
— Что? Простите. Чтоб вы все сдохли, подлые твари.
— Танцевать? — Леориэль скорчила очаровательную гримаску. — Фу-у… Хорошо, что сфера магию не пропускает, этим дрыгоножеством и рукомашеством мне лучшие годы жизни (Сивер фыркнул) испортили! Да и места тут маловато, развернуться негде… — закончила она, доказав, что и эльфкам не чужда женская логика.
— Опасную, — уточнил Ларвеор.
Сфера мгновенно увеличилась втрое.
— Эй! — открыла рот Малинка.
— Ух! — сказала Даня.
— Я-я, — добавила Зикка.
— Ушастенькая, прости, мы не можем не играть! — печально крикнул барабанщик, который неровно дышал к эльфочке, и Чертог огласил грохот чужемирных лютней.
Диковатая, ни на что не похожая, с изломанным каким-то ритмом музыка радостно встряхивала каждого, кто слышал её, манила за собой, звала пуститься в пляс. И противостоять, а вернее, противосидеть ей было почти невозможно…
Вы думаете, это метафоры? Ну-у… подумайте ещё раз.
"Злыдни" поднимались один за другим: кто-то вставал сам, кого-то вежливо, кого-то не слишком вставали и добровольно-принудительно распределяли по парам. Кристанну мягко подтолкнули к Сиверу (все бы удивились, если б вышло по-другому), Малинка сама схватила Гапона за руку. А дальше началось нечто невообразимое. Зикка досталась Яроку, хмурому, как осенний день — танцы со змеями никогда не были его коньком. Даня оказалась в паре с хищно скалящимся Шольдом, Сея, глупо хихикая, повис на его сестре. Фиораветти отнеслась к своей участи спокойно: светлоокий бард танцевал как Никколос Цизгаридзас даже под общим наркозом. Ларвеор переместился к границе сферы и невозмутимо полез в карман за очередной книгой. У него были очень хорошие амулеты.
"Мы марионетки, — невесело подумал капитан, — а этот мерзавец — кукловод. Сидит сейчас где-нибудь и хихикает. То за одну нитку дёрнет, то за другую. Как иначе? Добро — оно добро и есть. Добро всегда побеждает зло, а после ставит на колени и убивает. Но это добро — какое-то неправильное. И аарты у него неправильные. Никого не… — Останки медведя вопияли. — Хорошо, почти никого. И эти танцы… Не понимаю".
— На каптэн нэ влияйт потчему, я есть понимайт, — прошипела Зикка, старательно оттаптывая Яроку ноги, — но как Рюс сидеть — nei, не понимайт!
— Позвольте таки освежить вашу память в три тысячи триста семьдесят шестой раз, Зи. Я горгул, и вовсе не имею того, шо некоторые называют музыкальным слухом, — пропел Рюиччи, для пущей убедительности слегка развернув крылья. Его пепельно-серая рожа, как всегда, была не выразительнее камня, но в тёмных глазах вовсю веселились бесы. — Так шо ви не морочьте мне голову, а так таки поди да попляши!
— Ах ты ссс!..
— Уйди с ноги, мамонтиха! — не своим голосом заорал Ярок.
— Как грубо, — Леориэль мило сморщила носик.
Эльфка смогла усидеть, ибо, по её собственным словам, была слишком хороша, чтобы сдаться какому-то аарту какого-то чародея. Она устроилась рядом с капитаном, с победоносным видом взирая на друзей и соратников, вяло дергавшихся (думаете, легко плясать в полном снаряжении? То-то же!) под музыку, на оставшегося без пары Аринха и на Кристанну с Сивером, которым, похоже, было плевать на всё и на вся, в том числе на Её темнейшество.