Тьма предлага<ет свобо>ду. Свободу от правил, приличий, долгов и связей. Ты ник<ому ниче>го не должен, шепчет она. Твоя судьба в твоих руках. Бери, что хочешь. Делай, что хо<чешь>. Но вот беда, всем хочется разного… И нет ничего хуже, чем получить то, что просил.
Светлых призывает долг. «Во имя!» и «За!» малюют они на своих знамёнах. Не будь равнодушен, вещает Свет. Не откажи в помощию не отведи глаз. Ты должен!.. Светлые не лгут — просто не говорят всей правды. Плетельщики словесных кружев, мастера намёков, люби<тели вы>гребать орехи из огня чужими руками.
И так уж повелось, что Светлые и Тёмные <затёрто> недолюбливают друг друга. Мы считаем их твердолобыми пустобрёхами, они нас — лживыми себялюбцами, и если уж говорить честно — верно и то и другое. Не знаю, что лучше, их «должание» или наше «хотение», но твёрдо знаю другое: пути, коими бродит их лукавая мысль, мне не понять и через сотню лет. А вот упырюгу понимаю даже слишком хорошо, потому так и хочу его <конец пергамента зверски пожёван и нечитабелен>.
Пергамент четвёртый.
<Край пергамента, возможно, обгрызен> дубрава <затёрто> шелестит листвой, весело щебечут пти<цы> <затёрто>. <По мо>ему скромному разумению, сейчас мы возле Крючка — места, где Пустоземский тракт резко заворачивает на закат, огибая знаменитые Мухосранские топи. Из них, если верить землеописаниям, год от года упорно лезет жить и нежить, поражая смердов разнообразием. На размножение эти твари, похоже, тратят всё свободное время. Развратные такие твари.
Дорога в версте от нас, не дальше, но вампир идёт <несколько строк затёрто>.
- <Неразборчиво> <где т>ы её встретил? Рассказывай! — требует Джен. — Только честно: во время священного крестового[51] по<хода против немё>ртвых или наоборот, ритуального распития юных дев в ночь летнего солнцестояния?
— Держи свою фантазию в узде, а лучше — в ошейнике шипами внутрь, — цедит упырь. — Митраша училась в Мокрянской школе <целит>елей. Там мой друг преподает анатомию и физиологию разумных рас. Я как-то зашел в гости… а он зав<лёк ме>ня на один из практикумов в качестве на<глядного п>особия. Митраша сидела на перво<м ря>ду <неразборчиво> <Гов>оря вашим языком, увидел, утонул и больше не всплыл.
— Голый мужик, тридцать девчат… романтика! — ухмыляется Тирон. — Ну? Ну? А как же «чума на оба ваших дома»?
— Митрашины родичи не возражали: она «забыла» сказать, за кого выходит, — ей-Луне, таким голосом только в навье царство посылать. — Я их прощ<упал, по>думал («Не тем местом», — вставляет Тирон): «Погудят да перестанут» и признался сам. Митрашин дядя в Среброруких ходит, ну, и приехал брату помочь. Мои сперва орали, как свора бань<ши, по>том <неразборчиво><а не>давно моя мать, глава моего рода, со всеми надлежащими церемониями объявила, что у неё смертной невестки не будет. Или смертной не будет. Вообще.
— Серьёзная у тебя мамулька… — потрясенно тянет чародей. — А поче…
— После свадьбы она вошла бы в наш род, — перебивает упырь. — Среди своих могут быть и споры, и раздоры, и ненависть. Но не кровь.
Джен пожимает плечами.
— Кто тебе меша…
— Обряд должен проводить кто-то из семьи, — снова перебивает упырь. — Но после матушкиных слов… впрочем, и раньше никто не стал бы. Ну? Так кому больше с родич<ами пове>зло, а, обёртыш?..
Да, против вампирьей шайки моим ненаглядным «Умолкни, щенок!», «Захлопни пасть!», «Пшёл вон!» и «Отрыщь, горе от ума!» и выступать-то не стоит.
— Тогда ну её, — уверенно кивает Тирон. — Мудрость жизни в том, что для каждого из нас есть не один человек.
— Я не человек, — шеп<чет упы>рь. — И если она поранится, у меня пойдет кровь.
Вот ур<пятно>. Я пла<размыто>.
Пергамент пятый.
<Несколько строк затёрто> <прои>зносит упырь.
— Что «нет»? — Тирон искренне удивлён.
— Ответ на твой вопрос. Это невозможно.
— Но по…
— Нужны врождённые способности, которыми ты, к счастью, не обладаешь.
— Как тогда я…
— Будь я проклят, если понимаю. По-наш<ему н>е можешь ты, а по-твоему не могу я. Хочешь провести время с пользой, просклоняй <каракули> на эллионе.
— Ты не мог бы не отвечать на вопросы прежде, чем я их задам?
— Вообще-то мог. Но не хочу.
— Зима, не издевайся над ребёнком, — укоряет Джен.
— Да, да, цветы жизни, надежда и опора…
— Я не ребёнок!
— Ц-ц-ц, — фаро'вайн хлопает упыря по плечу — тот аж приседает. — Хранители могут всё — раз, этим мы и опасны — два. Поэтому не таращь глаза, а сделай доброе дело, и объясни разницу между чародеем и бардом. И расскажи всё, что знаешь о Хранителях, — подумав, добавляет она. — Честно и без утаек.
Мой любимый «прямой приказ». Жизнь прекрасна!
— Мудрецы, — побледнев, начинает вампир. — Чародей, ведун, бард. Чародею стихии покорны, тайны магии открыты, — глу<млив>ый кивок Тирону, но тот словно не замечает. — Знак его — солнце. Ведун — тот, кто владеет силой леса, способен менять облик, обращаясь в зверей и птиц, исцелять наложением рук. Отмечает его лист. Дар Бардов — слышать мысли, читать чувства других и изменять их, внушая свою волю. Их мета — глаз. Колдовать, как чародей, ведун и бард не умеют, а чародей не умеет того, что они… если только его не… Яна!!!
— Это не приказ, а пожелание! — немедля ойкает ведьмачка.
— С-с-спасибо, — выдыхает гад. — Только зачем вам… разве Один ничего не?..
Быстрый взгляд на чародея. Тот сердито трёт виски. Упырь сереет.
— Совсем ничего?! К<затёрто> эве! Семь фраз! Семь фраз и вы… Но как же… И даже не спросили… своего прихв… — он делает над собой усилие, — оборотня?!
Мои знания о Хранителях идут чуть дальше тех семи фраз Одина, но разным упырям это ни к чему.
— Мудрец и ведун — понятно, но почему вдруг бард? — спрашивает миротворица Дженайна. — С какого огра?
— С долинного! — огрызается упырь. — Наверняка не знаю, подсвечником никому не служил, но… — краткая заминка, — мой друг полагает, что началось это с Эль Койота, одного из ваших коллег. Он жил четыре тысячи лет назад, а в своём мире был вором, убийцей, осквернителем храмов и расхитителем гробниц. И одаренным музыкантом. По-нашему, бардом. С Ключом он получил дар мысли, так это прозвище и прилипло. У Хранителей-бардов часто бывает талант петь или сочинять музыку…
— Почему же Один не рассказал? — недоумевает Тирон. — Или это одна из тайн, покрытых мраком, разглашение которых карается укорочением на голову?
— Нет, а жаль. Чем больше знаешь, тем страшнее жить. В Диком лесу без следа сги<нуло семитысячное в>ойско короля Венцлава, пошли бы вы туда, если бы это знали? Вот! Саванов видели? Понятно, что издали… Я хамлю? Я? Да, ха<млю><размыто> <Са>шка, ещё раз такое подумаешь, ударю башкой о дерево и буду бить до тех пор, пока ты не забудешь своё имя. Почему? Потому что я зол и взвинчен, жажду твоей крови и от Яниного гемоглобина тоже не откажусь!
— Слышь, чудак на руну мет, на эту <затёрто> меня больше не купишь, — исхитряется вста<вить слов>о маг. — Знаешь сказку про корову, вор<обуш>ка и кошку? А мораль? Вляпался — сиди и не чирикай! Вот тебе твои глазки нравятся? А прикинь, они станут втр<ое боль>ше и перескочат на макушку?
— Рискни здоровьем, — насмешничает упырь. — Всей душой жажду дискуссии для общего просветления и укрепления вражды между народов…
Джен вдруг сбивается с ш<ага. Я н>а всякий случай прислушиваюсь, но ничего подозрит<ельного не з>амечаю. Звонко перекликаются птицы в кронах деревьев, где-то журчит ручеёк, мягко шуршит трава под ногами. Изредка ветер доносит слабый запах тухлых яиц и затхлой, стоячей воды от недалёких Мухосранских топей. И всё.
Но Джен вертит головой как птичка, ищущая, что же её вспугнуло. Делает шаг вправо и, сердито фыркнув, отступает назад. Вздрагивает. Скидывает мешок, <несколько слов размыто> и молча начинает обуваться.
— Ян, ты чего… что, опять?! — голос Тирона срывается на визг.