– …но ничего не было найдено там, в обширном Ничто, имя которому – Галактика. Мы исследовали ее парсек за парсеком, и что же мы нашли? Ничего, кроме зла и смерти. Тогда на нас снизошла мудрость, и мы поняли, что в самих себе надо искать истину и смысл существования.
– Но ничего не было найдено там, в обширном Ничто, имя которому – Галактика, – зазвучал стройный хор сотен голосов. – Мы исследовали ее парсек за парсеком…
Когда хор стих, сильный голос невидимого проповедника продолжил:
– Душа – самое важное в сущности бытия. Не машины, не корабли, не дома, не звезды… Душа! С рождения до смерти человеку суждено постигать самого себя, и в этом постижении, а не в мелочной суете вокруг ничтожных вещей, есть движение жизни, высшее из ее наслаждений. Отрешимся же от суеты сует и возрадуемся благодати, что пришла в наши души после встречи с божественными ллорнами!
– Душа – самое важное в сущности бытия, – вторили в едином порыве горожане. – Не машины, не корабли, не дома, не звезды…
Файрли осторожно заглянул в одно из окон.
Оказалось, что пол в здании располагался на несколько метров ниже поверхности земли, и потому ему почудилось, будто он всматривается в обширную, погруженную в красноватый полумрак пещеру. Сверху ее закрывал куполообразный свод потолка, который поддерживали десятки пурпурных колонн. Стены были украшены мозаикой из самоцветов. Под потолком тускло горели шарообразные люстры. На голом полу сидели на корточках сотни людей в белых одеяниях, окружая концентрическими кругами проповедника, стоящего на высоком хрустальном постаменте.
И этим проповедником был хорошо знакомый Файрли белый ящичек, на оси которого медленно вращался серебристый шарик. Так вот почему язык аборигенов почти не изменился за столько тысячелетий!
Древние ванриане оставили потомкам в наследство множество серебристых шариков, на которых была записаны проповеди, песни, легенды и все прочее, что позже составило духовный багаж новых поколений. Язык жителей Рина в результате законсервировался, так же как и образ жизни. Бедный, нищий мир…
– …но в этом наша сила, – словно возражая ему, вещал давно превратившийся в прах проповедник. – И надежда на счастье и вечное спасение наших душ. Мы были подобны детям, игравшим машинами и звездами, словно сверкающими камешками на берегу ручья, но мы быстро повзрослели. Глаза прозрели в страданиях, души закалились в кипящей крови, и мы стали людьми!
Теперь мы знаем, что есть правда, и что есть ложь, и что является истинной ценностью бытия, а что – лишь его суетными погремушками. Мы обрели свободу. Теперь мы должны…
Арэл нетерпеливо дернула Файрли за рукав.
– Поспешим, – зашептала она. – Пока все слушают Мудрого, нам надо успеть освободить Траяна.
Схватив его за руку, девушка быстро зашагала, уже не таясь, вдоль улицы.
– Вы верите в то, о чем говорил Мудрый? – спросил Файрли.
Арэл нахмурилась.
– Я слышала об этом с детства… Как же мне было не верить?
Но прилетел ваш корабль со звезд, и все вдруг стало другим…
Быстрее же, Боб, быстрее!
Минут десять они шли по широкой улице, по обеим сторонам которой неясно вырисовывались в тумане приземистые здания, более светлые и ухоженные, чем на окраинах. Наконец Арэл свернула в один из переулков. Здесь она пошла на цыпочках, и Файрли понял, что близко тюрьма.
Они остановились около высокой арки, соединяющей два здания.
В трех десятках метров за ней была видна стена еще одного, обычного на вид дома с невысоким каменным крыльцом, на ступеньках которого сидел немолодой человек в белой просторной одежде и, казалось, дремал. На его коленях лежал предмет, напоминающий серп внушительных размеров. На вид это было сельскохозяйственное орудие, но остро отточенные края вполне могли скосить не только злаки.
– Траян находится в том здании, – прошептала Арэл, нежно дыша в ухо Файрли. – Чтобы его освободить, надо убрать с дороги Грахана, человека с серпом.
Глава 17
«Легко сказать, – тревожно подумал Файрли. – Убрать с дороги… А серп?»
Он осторожно выглянул из-за арки и стал рассматривать будущего противника. Тот сидел спиной к нему, опустив голову и лишь изредка поглядывая на массивную дверь. Это был мужчина средних лет, с развитой мускулатурой атлета. Файрли выглядел по сравнению с ним подростком.
– Ну что вы медлите, Боб? – с нетерпением спросила Арэл.
– Составляю план военной кампании, – ответил, вздохнув, Файрли.
Он обратил внимание на то, что дверь слегка приоткрыта, а на окнах не заметно решеток. Здание не было тюрьмой, да и охранник не выглядел профессионалом; скорее всего это местный крестьянин. Значит, ванриане не часто совершали преступления.
И все же серп в руках Грахана наводил на определенные размышления. Де Витт схватился бы за сердце, увидев это. О каком сверхоружии шла речь, если у горожан не было даже примитивных винтовок?
– Но для меня и серпа хватит… – пробормотал Файрли вслух.
– Эй, Боб, вы что, боитесь? – презрительно спросила Арэл, резко отстраняясь от него.
Файрли холодно посмотрел на девушку. От былой приветливости на ее милом лице и следа не осталось. Эх, женщины, женщины…
– Найдите мне какой-нибудь тяжелый предмет, – процедил он.
Арэл немедленно упорхнула, а Файрли нагнулся и снял с ног ботинки. Затем он выглянул из-за арки и стал внимательно следить за Граханом. Отблески света из окон выразительно играли на остро отточенном лезвии с изогнутым, словно крючок, острием. Контакт с аборигеном обещал быть весьма бурным.
Вскоре Арэл принесла ребристый камень килограмма в два весом и пылко чмокнула Файрли в щеку, благословляя на подвиг. Филолог расправил плечи, принял позу ковбоя перед схваткой с двумя сотнями индейцев и на цыпочках пошел через арку.
Его колени дрожали, сырая мостовая жгла босые ступни. Он проклинал свою неуклюжесть. Камень, словно пудовая гиря, оттягивал правую руку. Файрли уже и не помнил, когда дрался в последний раз…, кажется, в школе? И тут Грахан, что-то заподозрив, стал оборачиваться.
Файрли помчался во всю прыть, но время почему-то растянулось, и все стало происходить словно в замедленном кино. Голова Грахана повернулась ему навстречу, на лице с грубыми чертами проявилось выражение удивления и тревоги, серп будто серебряная птица взмыл в воздух. Дикий ужас подстегнул Файрли.
Одним прыжком он преодолел оставшееся до охранника расстояние и, увернувшись от карающей молнии серпа, нанес сильный удар камнем по голове Грахана. Тот упал словно сноп.
Все оказалось легко.
Подбежала Арэл и, даже не взглянув на дрожащего от возбуждения Файрли, влетела в здание. Файрли с отвращением отбросил в сторону камень, влажный от крови, и подобрал упавший серп. Затем осторожно подошел к лежащему навзничь ванрианину. Тот, к счастью, еще дышал, хотя затылок его был разбит.
"Как все оказалось просто, – подумал Файрли. – А мог и…
Когда надо мной засверкал серп, я так испугался, что запросто мог убить!… Не так уж трудно быть ковбоем, как мне казалось.
Куда сложнее им не быть, особенно если жизнь заносит над тобой сверкающий клинок…"
Арэл вместе с Траяном выбежала из «тюрьмы». Увидев окровавленного Грахана, юноша остановился в испуге. Файрли воспользовался моментом и вручил ему серп.
– Возьмите, вам привычней орудовать этой штукой.
Траян взглянул на него мутными глазами, но серп все-таки взял.
– Бежим отсюда… – прошептал он.
И они побежали. Файрли остановился на минуту около арки, чтобы вновь надеть башмаки. Траян и Арэл вынуждены были его подождать.
Затянув шнурки, Файрли еще раз взглянул на лежавшее около распахнутой двери тело. «Столько переживаний из-за какого-то дикаря!» – презрительно процедил бы Де Витт.
– Вы могли бы и сами оглушить его камнем, – сказал Файрли, сердито глядя на возбужденную девушку. – Зачем я вам понадобился?