— То есть? — тихо удивился Артём.
— Ну, я думаю, что в доме я была не одна. Это странно, правда?
— Ты уверена?
— Абсолютно нет.
Он задумчиво хмыкнул и посмотрел вдаль дороги, явно о чём-то размышляя.
— А ты никого к себе не приглашала?
— Зачем? Да и кого? Мы только переехали, я никого не знала.
— Это действительно странно…
— Тёма! Помоги-ка своей маме, а то она застряла со своими корзинками! — раздался голос Ивана Васильевича, отца Артёма, который, услышав нас, вышел на улицу. — Привет, Кэт! Рад тебя видеть! А ты взрослеешь и всё хорошеешь! Эки замуж тебе уже не раз предлагали, как пить дать! Да?
— Рано ещё, — хихикая и смущаясь, ответила я. — Я ещё совсем ребёнок.
— Какой же ребёнок? Взрослая, ответственная, смелая! Тёмка, ну иди, а то она меня доконала.
Артём, глянув на меня, пожал плечами и, устало вздохнув, отправился помогать Марте Лавреновне. А я подошла ближе к Ивану Васильевичу, стоящему возле машины.
— Как дела у тебя? Хорошо? Справляешься?
— Надеюсь, что хорошо. Справляюсь, — вздохнула я. — Вам надо чем-нибудь помочь?
— Да не. Спасибо, но не надо. Всё уже загружено, разве что корзинки эти несчастные остались от моего «горя».
Под «горем» он явно имел в виду свою жену, отчего мы оба усмехнулись. Из двери дома сначала показались «летающие» корзинки, а затем уже вышел и сам Артём, а следом за ним выскочила маленькая пухленькая женщина в платке и длинном сарафане, закрывая дом и тоже таща три корзинки.
— Эки мать! — воскликнул Иван Васильевич, хлопнув себя по лбу. — Да места уже нет! Столько корзинок, горе ты моё луковое!
— Найдётся место! Положим на заднее сидение — и никаких проблем! Ты же знаешь, что мы с мамой очень любим плетёные корзинки.
— Поэтому я их вожу туда-сюда по двести раз?!
— Это новые!.. О, Кэтти! — заметила меня женщина и, подойдя, обняла, перед этим я успела поздороваться. — Здравствуй, здравствуй, дитятка. Как у тебя дела? Ой, твоя мама мне рассказывала о том, что произошло, но всё, говорит, обошлось. И слава Господу.
— Корзинки давай! — напомнил Иван Васильевич и, взяв у жены две корзинки, отдал их Артёму, который аккуратно складывал их на заднем сидении.
— Ох, дитятка, ты уж извини: не успели приехать, а снова уезжаем. Бабушке нынче очень плохо, приходится помогать.
— Ничего, — тут же ответила я. — Я понимаю.
— Ох, я обещаю, что мы ненадолго и в скором времени привезём тебе Тёму.
Я ощутила жар на щеках и вместе с ней засмеялась, а, поймав взгляд изумрудных глаз Артёма, ещё больше засмущалась.
— За рулём будешь, Тёма! — снова воскликнул его отец, закрыл багажник и сел в машину
Марта Лавреновна незамедлительно пристроилась позади возле корзинок. А Артём подошёл ко мне. Секундой позже он уже обнимал меня, а я прижимала его в ответ, не заботясь об его родителях, во все глаза глядящих на нас, отражающихся в зеркале заднего вида.
Тепло моего друга не сравнится ни с чем другим. Такие аккуратные прикосновения, крепкое тело, большие и сильные руки. И отличительный запах. Описать его не представляется возможным, ибо у каждого человека он свой, особенный. Этот запах — нечто иное, совсем не похожее на что-либо из жизни.
Артём отпрянул. Мы оба понимали, что тянули время, и его родители терпеливо ждали. Мой друг взъерошил мне волосы, как какой-то собаке, усмехаясь, а затем поклонился.
— Мне пора, миледи.
— Да, синьор, — присела в реверанс и я, приподнимая воображаемую юбку.
А затем он сел в машину, закрыв ворота, и уехал, скрывшись за углом.
Глава 4. Дар пероглаза
Я укуталась в плед поплотнее, сидя на полу в гостиной и положив голову на маленький журнальный столик, устремила взгляд на чёрный экран телевизора. Как бы это ни звучало глупо, но я думала над тем, включать ли его, зная, что вряд ли отыщу на каналах что-нибудь полезное и интересное. Вместе с этим вопросом на миллион — легче уже включить и узнать, чем теряться в догадках, — в голове вертелись вопросы, воспоминания, отдельные фразы и действия окружающих. Вспомнив про отъезд Артёма, резко поднялась, не желая об этом думать.
Я плюнула на мысль включить ящик, развернулась, чтобы уйти, подтянув плед, но, услышав непонятный треск, замерла на пороге.
Безликий экран телевизора уже не казался таким уж тёмным и пустым. Густой серый туман теперь бегал там от одного угла к другому, вздрагивая, словно кто-то пытался выбраться из него, появлялись какие-то силуэты то ли животных, то ли ещё кого.