Ближе к рассвету Зэб и остальные аборигены прекратили свой танец. В трансе от внезапно охватившей его усталости, Брендон наблюдал, как к нему подошел Зэб. В каком-то непонятном оцепенении он позволил Зэбу взять себя за плечи и уложить на землю, вытянувшись во весь рост. Тут же другой абориген зажал ему рот, третий держал его за руки, четвертый связывал лодыжки.
Зэб возвышался над ним и сжимал в руке тот самый каменный нож, который Брендон сделал еще в начале месяца. Зэб сдернул с Брендона набедренную повязку, а один из аборигенов указал на пенис мальчика и выкрикнул:
— Кон-ду-ин!
Внезапный страх охватил Брендона.
Было очень много крови и непереносимая боль, пронзительный крик разнесся далеко вокруг, отражаясь эхом от отвесных стен. Обрезание было произведено самым первобытным способом. В какой-то момент Брендону показалось, что он теряет сознание. Его душа как бы оставила свое тело, чтобы наблюдать за дальнейшими событиями.
Сквозь туман мальчик услышал голос Зэба, возвещавший: «Теперь ты стал настоящим мужчиной, Хранитель Грез».
Отец ласково называл восьмилетнюю Шевонну Варвик Пшеничным Стебельком: она росла быстро, как злаки в Новом Южном Уэльсе. Худенькая, стройная, рослая для своих лет, девочка была превосходно сложена. К этому следует добавить, что Шевонна была очень непоседливым и беспечным ребенком.
Особенно сегодня. Вот уже три недели она разучивала свою роль в любительском театральном представлении, посвященном Юбилейному Дню, празднику, который напоминал о 26 января 1788 года, когда флаг Содружества впервые взметнулся над бухтой Сиднея. Главными героями пьесы были знаменитые персонажи, члены экипажей Первого флота, осужденные, солдаты и их семьи. Шевонна играла роль одного из двадцати пяти детей, половина которых была незаконнорожденными сыновьями и дочерьми осужденных женщин, а вторая половина — детьми моряков.
Только в 1868 году, всего лишь двадцать лет назад, ссылка в колонии была отменена после того, как более 162-х тысяч осужденных привезли в Австралию. Почти каждый австралиец имел в своей семье или среди своих предков осужденных. Но в семье Шевонны осужденных никогда не было. Ее мать приехала из Америки, а семья отца, насколько ей было известно, эмигрировала в Австралию, и теперь, кроме него самого, никого не осталось в живых.
Шевонна не представляла себе, как жили заключенные. Она не знала, что значит пасть духом или унизиться для того, чтобы выжить. Она скорее бы умерла, чем покорилась и сдалась.
Поэтому, когда ее мать стала репетировать свою роль, Шевонна тихонько прокралась наружу. Сиднейское театральное общество занимало бывший склад на пристани, ныне переоборудованный под любительский театр, который стоял совсем рядом с гаванью.
В гавань-то и направилась Шевонна. Девочку манили корабли, чьи паруса что-то нашептывали ей о дальних странах, где она никогда не бывала.
Но особенно ее внимание привлек небольшой торговый парусный барк «Элисса». Держа шляпу в руке, Шевонна с интересом наблюдала, как потные рабочие разгружали с трехмачтового барка огромные бочки.
— Построен в Абердене, — произнес мужской голос совсем рядом с Шевонной.
Девочка обернулась и уставилась на мужчину. Большой, со спутанной черной бородой, он напоминал ей друга и сотрудника отца Фрэнка Смита, только выглядел значительно моложе. Его глаза смотрели в направлении железного барка.
— Откуда он пришел? — спросила Шевонна.
— Сейчас — из Индии с грузом пряностей и джута, а на рассвете мы отправляемся за бананами в Таунсвилл, — он посмотрел на Шевонну. Может быть он решал, достойна ли она принять участие в настоящем приключении, не испугается ли шторма? — Хочешь посмотреть?
— Да.
— Тогда пошли со мной. — Мужчина взял девочку за плечо и повел по направлению к трапу среди снующих взад-вперед докеров. — Я капитан Ватсон, и если ты что-то хочешь узнать о кораблях, можешь спрашивать об этом у меня. Я отвечу на все твои вопросы. Я избороздил океан вдоль и поперек от Греции до Аляски.
«Элисса» была сравнительно небольшим торговым судном. Шевонна, жительница портового города, кое-что понимала в кораблях. Она прикоснулась к фальшборту, который ограждал палубу и плавно изгибался от носа к корме, повторяя обводы барка.
Выступавшая вперед носовая фигура, изображавшая какую-то богиню, наверняка повидала немало морей и теперь горделиво взирала на волны со своего поста, расположенного сразу под бушпритом. «Как королева», — сказал капитан.
Профиль королевы Виктории, который до того Шевонна видела на монетах, совсем не походил на богиню, но девочка не упомянула об этом.
— Можно мне подойти к штурвалу?
— Конечно. Оттуда ты ощутишь дыхание соленого ветра, как будто идешь под всеми парусами.
Взгляд из-за штурвала давал ощущение небывалой свободы. Отсюда Шевонна видела белые барашки волн, набегающие на нос корабля. Море манило ее к себе.
— Мы только что отремонтировали капитанскую каюту. Ты когда-нибудь видела секстант? Им измеряют углы между двумя точками, например, между солнцем и горизонтом.
Девочка тряхнула головой.
— Моряки используют секстант для того, чтобы ориентироваться по звездам, — добавил капитан.
Это звучало захватывающе — «ориентироваться по звездам». Словно необычайное приключение. Почему мальчики могут участвовать в них, а девочки нет…
— Пойдем со мной, я покажу тебе секстант.
Она прошла за мужчиной через темную кают-компанию к офицерским каютам. Капитанская каюта выглядела очень элегантно. Небольшой иллюминатор пропускал совсем немного света. В каюте стоял затхлый влажный запах.
— Секстант там, на столе, — сказал Ватсон.
Шевонна подошла к столу, заваленному раскатанными картами со странными пометками. И не успела как следует присмотреться, как услышала, что за ней закрылась дверь. Девочка обернулась. И тут раздался звук поворачиваемого ключа. Она осталась одна.
Внезапно девочка поняла, что здесь что-то не так, и попыталась подавить в себе страх, подступивший комком к горлу. Шевонна подошла к двери и попробовала открыть, но дверь была заперта. Уронив шляпу, девочка развернулась и подбежала к иллюминатору. Попытавшись открыть его, она зацепилась за торчавший из стены гвоздь и сильно поранила руку.
В каюте было душно и жарко. Шевонна осмотрелась вокруг, соображая, как бы отсюда выбраться. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь иллюминатор, показал ей, что приближается вечер. А вечером этот человек должен вернуться.
Она услышала шаги где-то наверху и закричала. Она кричала и кричала до тех пор, пока у нее не засаднило в горле. Ничего. Или докеры не слышат ее, или их это не заботит.
С ненавистью, стараясь ни к чему не прикасаться, девочка оттолкнула от себя кресло, которое врезалось в обитую кленовыми панелями стену. Всю свою жизнь Шевонна была любима, о ней заботились и беспокоились, чтобы с ней не случилось ничего дурного. Теперь же она поняла, что сейчас с ней происходит что-то по-настоящему ужасное.
Мать будет волноваться за нее, но ведь она не знает, где ее искать. Даже если ее кто-то и видел на борту «Элиссы», то он не подумает об этом ничего плохого, о чем следовало бы сообщить, а если и сообщит, то уже будет поздно и придется ждать до рассвета.
Слабый луч заходящего солнца отразился на противоположной стене. Скоро, очень скоро этот человек должен вернуться. Девочка ощутила, как у нее подвело живот, как ее стало бросать то в жар, то в холод.
В каюте быстро темнело. Слезы покатились у девочки из глаз. Она хотела домой. Она хотела к отцу и матери, она больше не хотела приключений — никогда-никогда!
Кто-то спускался в кают-компанию. Шевонна задрожала. У нее перехватило дыхание и гулко забилось сердце. Дверь внезапно распахнулась, и девочка вскочила на ноги. Капитан не произнес ни слова, а просто посмотрел на нее. Закрыв за собой дверь, он снова запер ее на ключ. Шевонна попятилась так далеко, насколько смогла, пока стол не отрезал пути к отступлению.