Языки пламени бушевали в камине, создавая тепло и ощущение уюта в комнате, а на улице в это время бушевала зимняя июльская непогода: снег и ветер. Энни поставила босые ноги на скамеечку и, затянувшись черутом (сорт сигар с обрезанными концами.), вставленным в мундштук, выпустила подряд несколько колечек дыма.
— Замечательная штука, и очень здорово, что ты научил меня курить, Райан, мне следовало попробовать это раньше.
Он мягко улыбнулся, сидя в удобном кресле с подлокотниками напротив дивана, на котором сидела Энни.
— Ты прежде никогда не была такой.
— Теперь я делаю все больше и больше.
— Некоторые вещи ты делаешь правильно.
— Брендон… Я чувствую, что вдали от всех и всего он должен был за это время залечить свои сердечные раны. Он заслужил уважение своими революционными новшествами в овцеводстве. Я думаю, что он вполне готов принять в свои руки компанию.
Наконец она и в самом деле была счастлива, почти. Если бы можно было успешно обеспечить счастливое будущее Брендону, как и вести дела компании… Но уроки Нэн научили ее одному, что можно было выразить одной фразой:
— Ты не имеешь права вмешиваться в жизнь других людей, особенно тех, кого любишь больше всего.
Стрелки бровей Райана удивленно приподнялись. Как и его черная шевелюра, они уже были тронуты сединой.
— Ты думаешь, что это разумно? Вернуть Брендона сюда?
— А ты считаешь, что он один не сможет удержать «НСУ Трэйдерс»? Я заставила его поработать в каждом отделе. Он хорошо знает компанию как снаружи, так и изнутри. Почти так же хорошо, как и я.
— Я говорю вовсе не об «НСУ Трэйдерс», ты как всегда прежде всего думаешь о бизнесе, — мягко пожурил ее Райан. — Я говорю о Шевонне. Поставить Брендона во главе «НСУ Трэйдерс» означает — вернуть его в Сидней. И здесь их пути непременно пересекутся.
Она пожала плечами.
— Все равно когда-нибудь это должно случиться. Но только теперь они оба связаны своим положением и обязаны смотреть фактам в лицо.
У Энни было много причин, более чем достаточно, чтобы передать бразды правления компанией в другие руки. Она стала понимать, что жизнь проходит мимо, ей все чаще хотелось бежать во Время Грез.
Была и еще одна причина — Райан. Она смотрела на него сквозь табачный дым. Старше ее на четырнадцать лет — а ей уже стукнуло сорок пять — он не отличался особым здоровьем: все чаще кашлял и уже не был так энергичен при ходьбе. Когда-то здоровый ирландский цвет лица сменила серая бледность с болезненным румянцем.
— Женись на мне, Райан!
Он опустил спичку, которую было поднес к сигаре. Глаза сузились:
— Что?
У Энни в горле гулко застучал пульс. А что если он откажет ей?
— Ты сам сказал, что сейчас не самое время для воспоминаний. Я не согласилась выйти за тебя замуж, когда ты предложил мне, но не хочу, чтобы так продолжалось дальше. Я хочу исправить свою ошибку. Я хочу, чтобы ты женился на мне. Он раскурил сигару и сказал:
— Всю свою жизнь, Энни, ты контролировала каждый свой шаг. Контролировала всех и вся, кроме меня. И есть одна вещь, которую ты не заставишь меня сделать — жениться на тебе.
Сердце Энни сжалось от его язвительного тона. Слова вырвались под влиянием почти детской обиды:
— Но я же люблю тебя! Райан криво усмехнулся:
— Я знаю, и тоже люблю тебя. Каждой частицей своего тела. Всегда любил и буду любить до самого последнего вздоха.
— Тогда…
— Почему я не женюсь на тебе? — Он положил сигару на пепельницу. — Потому что не хочу, чтобы мной управляли. Они пытались делать это со мной в Ирландии. Вот почему я эмигрировал в Австралию. Вот зачем и существует Австралия, и вот зачем я это говорю. Думаю, что ты достаточно умна, чтобы понять это. Я ждал и надеялся, что когда-нибудь наступит этот день и ты захочешь выйти за меня замуж.
Энни тоже оставила свой черут в пепельнице.
— Я хочу, я хочу очень сильно, как еще я могу убедить тебя в этом?
— Для начала просто прислушайся к себе самой. Твой тон, твои слова отчасти умоляют, отчасти приказывают так, будто ты все еще пытаешься сохранить контроль над собой и над другими. Неужели ты стала повторением своей бабушки?
Она содрогнулась.
— О Господи, надеюсь, что нет. — Откинув голову на диванную подушку, Энни закрыла глаза и глубоко вздохнула. — А если я изменюсь? — подобно ветру снаружи прошелестели ее слова.
— Как мастер слова, я знаю, что слова порой ничего не значат. Тебе нужно упросить меня, чтобы я взял тебя под свое покровительство, убедить меня, что ты нуждаешься в нем. Да, я хочу, чтобы ты полностью подчинилась мне.
Она посмотрела на него сквозь ресницы:
— Что ты имеешь в виду?
Улыбка сделала его гораздо моложе. — Соблазни меня, займись со мной любовью. Это для начала. Потом я дам тебе знать.
Ей ужасно захотелось запустить в него подушкой, но вместо этого Энни вдруг почувствовала, как ее охватывает возбуждение, исходящее от него.
Поднявшись с дивана, она прошла несколько шагов, разделявших их, и остановилась на расстоянии вытянутой руки от его коленей. Пальцы медленно начали расстегивать мириады пуговиц, скреплявших по всей длине полы зеленого платья из сатина. Кружевные оборки приоткрыли стройные ноги, а затем бедра.
Она была обрадована огнем, вспыхнувшим в глазах Райана. — А теперь?
— Я думаю, ты знаешь, — сказал он низким голосом с почти хищным выражением лица. — Ну, а если не знаешь, то тебе нужно научиться импровизировать.
Платье скользнуло на пол. Взгляд Райана устремился на лицо Энни. Та чувствовала себя необыкновенно спокойной. Набравшись смелости, она опустилась перед ним на колени и принялась расстегивать пуговицы на ширинке. Когда пенис освободился и встал торчком, как чертик из коробочки, она наклонила голову и взяла его в рот. Глубокий вздох Райана был наградой.
Вкус был пряным и возбуждающим. Улыбаясь улыбкой чувственной женщины, которую лишь совсем недавно открыла в себе, Энни посмотрела на Райана сквозь ресницы.
— Ну, а теперь, сэр, женитесь ли вы на мне?
Он обхватил руками ее лицо и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы.
— Я думаю, ты сможешь убедить меня, — прошептал он. — Но посмотрим, как будут развиваться события дальше. Лучше все делать по порядку. — Он взял ее руками за груди. — Возьмите меня к себе в постель, мадам.
Глава 23
1909
На день Фоки, приходившийся на 5 ноября, в Австралии, как правило, стояла ясная солнечная погода, но нынче было необычайно дождливо. Самый скверный день для похорон, или, наоборот, самый подходящий.
На похоронах Луизы Варвик собралось значительно больше народа, чем ожидал увидеть Брендон. Конечно, он предполагал, что проводы в последний путь жены члена парламента будут пышными, но активное участие Луизы в женском движении породило к ней большое уважение, до сих пор не характерное для австралийского патриархального общества.
Да и погребение Луизы на свободном месте на Миссис МакКуэри Пойнт послужило доказательством этого уважения. Место было оборудовано под смотровую площадку в 1810 году, когда жена губернатора МакКуэри приказала вырубить в скале для нее каменное кресло, откуда можно было наблюдать за входящими в гавань кораблями.
— Идеальное место для последнего пристанища Луизы, — подумал Брендон. Ходили слухи, что какие-то неизвестные женские болезни оборвали ее жизнь в расцвете лет.
Брендон вместе с присутствующими склонил голову под моросящим мелким дождиком, когда гроб с телом опускали в могилу. Он стоял под большим фиговым деревом чуть в стороне от других. Его пальцы были сжаты в карманах длинного пальто. За воротник по спине стекали струйки дождя, рубашка стала мокрой, как полотенце в турецких банях, и теперь липла к телу.
Со своего наблюдательного пункта Брендон хорошо видел всех присутствующих. Его взгляд остановился на высокой стройной женщине, которая ближе всех стояла к могиле. Черные креповые юбки намокли от дождя, равно как и легкий черный дамский жакет. Женщина была похожа на изображения аристократок с греческих ваз. Золотистые волосы собраны тяжелым узлом на затылке под самым краем черной шляпки с вуалью, закрывавшей ее лицо.