Попыталась сесть. Тело слушалось плохо. С трудом удалось опустить ноги с кровати. Стиснув зубы, заставила себя вложиться в рывок и села. Потёртое одеяло поползло с груди… слишком маленькой. У меня определённо была больше! Я потянулась к ней и застыла, глядя на тонкие бледные руки с длинными пальцами.
Дверь открылась и вошла девушка лет шестнадцати. Удивлённо вскинула глаза и тут же выбежала за дверь:
— Госпожа очнулась!
Через минуты две в комнату быстрым шагом вошёл мальчик, на вид лет десяти. Одет в узкие брюки, камзол, белую рубашку с пышными рукавами, на ногах сапоги. Светловолосый и сероглазый, с открытой улыбкой и искорками в глазах, он подскочил ко мне и обнял, уткнувшись носом в шею.
— Лина, наконец-то ты пришла в себя! Я так переживал, — как-то совсем по-детски всхлипнул он.
— Алекс, — неожиданно выдохнула я, прижав его к себе покрепче.
Еще через пару минут появилась красивая темноволосая женщина с девушкой моих лет, очень похожей на нее. Она вошла в комнату с высоко поднятой головой и, чуть прищурившись, оглядела меня. Видимо, ей не понравилось то, что она увидела. Скривившись, молча вышла из комнаты. Белла, моя сводная сестра, повторила все за своей матерью — баронессой Агатой Смирновой, так же молча выйдя из комнаты вслед за мачехой.
И что это было? Ни тебе здрасьте, ни тебе до свидания. Не успела я выдохнуть, как в комнату вошла няня и затараторила:
— Госпожа, я так рада, так рада, что вы очнулись! А то ведь знахарка сказала, что трогать вас нельзя. Коли тело само смерть переборет, так тому и быть, а коли не переборет, то и судьба вам уйти. Не приехал лекарь, знахарка была. Я боялась, что Единый вас заберет, ну и молилась ежечасно — с божьей помощью-то вы и на ноги скоро встанете. Может водички?
Глядя на тех, кто заходил в комнату, мгновенно осознавала, кто они и как относятся ко мне. Неожиданно и не особо приятно. Поэтому я попила воды и легла в кровать.
— Устала, — буркнула угрюмо и закрыла глаза.
Может это и грубо, но мне надо привести в порядок свои мысли. Воспоминания всплывали и всплывали в голове — накатывали, как волны в океане. Я старалась все запомнить и так глубоко погрузилась в воспоминания, что не обращала никакого внимания на то, что происходит в комнате. В то же время, я была спокойна, воспринимала все как настоящую реальность и, по мере восстановления памяти, все больше ощущала себя этой девочкой, как будто растворяясь в ней. Не иначе кто-то поспособствовал, чтоб не было истерик и мое поведение не вызывало вопросов.
Итак, меня зовут Каролина Смирнова, мне шестнадцать лет и у меня есть младший брат Александр двенадцати лет от роду. Мама умерла, когда Алексу было пять, а мне девять лет. В тот год произошел Прорыв. Погибло очень много людей. Отец вместе с другими военными защищал наш городок и был серьезно ранен. До конца оправиться от ранения он так и не смог, а через два года женился во второй раз. Так у нас с братом появилась мачеха и сводная сестра моего возраста.
Отец надеялся, что она заменит нам мать, а ее дочь станет нам настоящей сестрой, но этого не произошло. Мачеха относилась к нам безразлично: не любила, но и не издевалась. При отце общалась спокойно, изредка улыбаясь, а в остальное время — просто не замечала нас. Все изменилось год назад. Отец погиб во время охоты. Смерть его была странной — упал в яму с кольями. Никто ничего не видел. Сказали, что он отбился от всех и заблудился. Большего бреда в жизни не слышала. Отец прекрасно ориентировался в лесу, знал его, как свои пять пальцев. Расследование проводил брат мачехи Герман Кириллович Гончаров, который и оформил опекунство. Мы с Алексом узнали об этом случайно.
После похорон отца нас переселили в крыло, где живет прислуга. Просто на следующий день часть наших вещей перенесли в другие комнаты и поставили перед фактом, что мы теперь никто. Кушали теперь на кухне вместе со слугами, хотя очень часто нам перепадал только кусок черствого хлеба и кружка воды. Я помогала на кухне, а брат работал помощником конюха.
Привыкать нам с Алексом было очень тяжело. Вначале мы пытались что-то доказывать, бунтовать, но каждый раз нас запирали в подвале и давали только кружку воды на день, один раз даже высекли. Из-за тяжелой работы, постоянного недоедания и недосыпания мы с братом чувствовали почти постоянный голод, сильно и быстро уставали, иногда кружилась голова.
Как позже поняла, мачеха дала распоряжения новым слугам, чтоб они следили за нами и докладывали ей обо всем лично. Тот, кто был замечен хоть в какой-то помощи нам, терял работу в тот же день. Из-за этого нас сторонились. Слуги же вели себя в этой ситуации по-разному: кто-то тихонько посмеивался за нашей спиной, а кто-то и откровенно в лицо, особенно старалась горничная Беллы. Время от времени она пыталась спихнуть на нас самую грязную работу. Но были и те, кто жалел и поддерживал нас с братом. Конечно, открыто они этого не показывали. И правильно, ведь можно и без работы остаться. Няня пыталась защитить нас, но ей пригрозили отлучить от дома и она, обливаясь слезами, молчала. Теперь я могла доверять только своей няне, конюху Степану и поварихе Нюре. Они служили много лет в нашей семье, а остальных слуг мачеха постепенно заменила за последний год. Преподаватели последний год обучали только Беллу. Как нам сказали: не хватает средств. Несмотря на все трудности, мы с братом поддерживали друг друга и еще больше сблизились за это время.