— Александр Сергеевич? — Грин растерялся. — Зто я, Александр Сергеевич. Я подтягиваюсь.
— Время самое подходящее, — согласился вожатый.
— Александр Сергеевич! — взмолился Грин. — Я очень слабый, я слабее всех. Я и злой потому, что слабый.
— Ну какой же ты слабый? По-моему, наоборот…
— Да нет же, нет! — Грин поморщился, как от боли. — Я слабый. Думаете, я семиклассник?
— Этого я не думаю.
— Вы знали? — Грин поник. — И то, что я не Грин, — тоже знали? И то, что у меня мама бухгалтер?
— Я все знаю, Грин, — сказал вожатый. — А сейчас иди спать.
— Я думал, вы не такой, — Грин улыбнулся и сразу стал мрачным. — Но Флиту я не прощу.
И вот снова они подрались.
Александр Сергеевич сидел в своей комнате и не мог ничего придумать. Позвал Морозова.
— Мне надоела эта война, — сказал он ему. — Сам вникнуть во все тонкости мальчишеской политики не успеваю. Задача такова: помирать, но без кровопролития.
— Ясно, Александр Сергеевич, — козырнул Морозов. — Будем думать.
— Думайте.
Пришел начальник лагеря.
— Спят?
— Спят.
— Грин бунтует?
— Бунтует.
— Я на твоем месте наказал бы голубчиков. После полдника к Чураеву идем. Провинившихся оставь в лагере.
Александр Сергеевич вступился за мальчишек, но, как только начальник ушел, отправился в обход по палатам. В большой его, конечно, ожидало зрелище. На полу, под перекладинами раскладушки лежал Грин. На раскладушке, подобрав ноги, сидели Петя и Тарасов. И вдруг Грин запел. Это было так неожиданно, что Александр Сергеевич даже не закричал на ребят. Они увидели его и разбежались.
— Что это значит? — спросил вожатый у Шикова.
— Это я сам, Александр Сергеевич, — поднялся Грин. — Я готовлюсь в йоги. Я попросил их.
— Вы знаете, что мы сегодня идем в гости к Чураеву?
— Знаем, — ответил Петя.
— Вот и отлично. Пойдут все, кроме Прокофьева, Флинта, Шикова и Пети. Названные лица останутся в лагере чистить картошку.
— А Шикова за что? — спросил Грин.
— Дурачок! — откликнулся Сашка. — Я же за вас отвечаю.
Грин вдруг улыбнулся.
— А я все-таки выдержал, Александр Сергеевич!
Картошка была начищена. Шиков с Флитом сели играть в шахматы. Играли они быстро, неумело, и уже на восьмом ходу Сашка подставил ферзя. Флит почему-то не взял его. Грин сначала подумал, что он не заметил Сашкиного зевка. Но когда Флит начал пассивно двигать пешки вместо того, чтобы защищаться от простейшей матовой комбинации, он понял, что Флит проигрывает нарочно.
«Подхалим ты, подхалим».
Грин вышел из комнаты. Петя предложил ему покататься на лыжах с горок. Горки были невысокие, но Петя показал ему одну, где была опасная трасса.
— Здесь даже Шиков боится ездить. Тут, знаешь, какой трамплин?
— Шиков боится? — переспросил Грин. — Зато я не боюсь.
Петя засмеялся.
— Это ты издалека смелый.
— Я и вблизи не струшу.
Сверху гора действительно показалась крутой и высокой У Грина засосало под ложечкой, но он заставил себя спокойно осмотреть место. Чуть намеченная лыжня добегала до трамплина и обрывалась. Внизу, справа, росли елочки, слева было несколько узких лощин, впереди дымилась на морозе желтая незамерзшая речушка.
— Ну смотри, — сказал Грин беззаботным голосом. У Пети задрожали брови.
— Не надо, Грин. Ты, знаешь, какой побледнелый.
— Чепуха! — засмеялся Грин.
Он вдруг отбросил палки и шагнул вниз. Скорость подхватила и понесла его на своих колючих крыльях. Грин обрадовался, но скорость вдруг прижала его к земле. Все случилось очень быстро. Он лежал в снегу. Снег был холодный и жесткий. Грин почувствовал, что цел, разом вскочил на ноги и лесенкой побежал в гору.
На горе отряхнулся и — вниз. Теперь он обманул коварную скорость. Он вовремя присел и выскочил на трамплин так стремительно, что Пете показалось, будто Грин сейчас наедет на белесое ватное небо. На этот раз Грин упал неловко, лицом, ободрав щеку и подбородок.
— Может, домой пойдем? — спросил Петя.
Грин сдвинул брови.
— За кого ты меня принимаешь? Я ведь упал. Понимаешь? Упал.
В третий раз Грина бросило так, что он встал на голову. Его ноги беспомощно дернулись, и обе лыжи, сорвавшись, укатились в ложбину. Петя видел, что Грин ударился сильно, но не сдержался и захохотал. Грин плакал. Он собрал лыжи и кое-как забрался на гору. Усевшись в снег, он все еще всхлипызал, размазывая по щекам слезы.