Сегодня дежурил Красиков, и Варежка по дороге в школу останавливался возле каждого дома и считал окна. Ему хотелось прийти за одну минуту до звонка, чтобы Красиков не успел командовать.
Все окна пересчитал Варежка, шел как черепаха и пришел первым. Открыл дверь класса, увидел, что никого нет, и обрадовался. Варежка прошел по рядам и дотронулся ладонью до каждой парты, поздоровался. На доске, в нижнем левом углу, написал букву «К» — Коля, а в правом углу написал букву «В» — Василиса. Буклл были как точки, никто про них не догадается.
Когда появился Красиков, Варежка сидел за партой и разглядывал географический атлас. В Тихом океане он нашел едва приметное пятнышко, и ему, конечно, показалось, что это Лангория. Теперь, когда пришел Красиков, Варежка упорно смотрел на карту только потому, что боялся встретить насмешливые глаза своего главного мучителя. Но Красиков и без этого скомандовал:
— Варежка, принеси из учительской карту! Только быстро.
Варежка встал и пошел в учительскую. Сколько раз он себе говорил, что это позор — быть на побегушках, — и всегда все исполнял.
В учительской Варежка медлит. Он разворачивает одну карту за другой, будто не может отыскать нужную. Нужная карта стоит возле шкафа, на самом виду. С оборотной стороны она голубая. У всех карт оборотная сторона белая, а у этой — голубая. Варежка тянет время.
— Тихомиров! — говорит учительница географии. — Наша карта возле шкафа, голубая.
Варежка багровеет от смущения.
— Спасибо!
Берет карту, выходит в коридор и бежит: если Красиков увидит его, подумает, что Варежка и вправду торопился выполнить приказ. Не успел Варежка карту повесить, Красиков тут как тут.
— Поди тряпку намочи.
Варежка и сам не понял, как вышло: ослушался Красикова, который может отлупить любого мальчишку.
Сел Варежка за парту и атлас листает. Красиков подошел.
— Тряпку намочи, говорю!
Варежка не слышит.
Красиков схватил его за плечи, попробовал поднять. И тут в класс вошла учительница.
— Красиков, почему не на месте?
— А чего он тряпку не намочил?.'— Разве дежурит Тихомиров?
— Я дежурю.
— Отправляйтесь из класса и сделайте, что положено дежурному. А вы, Тихомиров, должны помнить: географы были мужественные люди.
— Я хочу быть историком, — сказал Варежка.
— Тогда тем более.
— Я знаю! Я постараюсь.
Они лежали на подшивках газет и смотрели в потолок. Варежка сказал:
— А что, если бы так было: двинул человек ногой, и какая-то машина что-нибудь сделала. Подумал — придумал полезное. Лег спать, повернулся на бок: машина щелк — готово.
— Чудак, — сказал Роман, — как человека ни заставляй работать, а больше четырех-пяти киловатт из него не выжмешь. Это наука подсчитала.
Ленька был не согласен.
— Ерунда! Человек может и пятьсот киловатт наработать. Лев Толстой сколько книжек написал? Сто. Айвазовский сколько картин нарисовал? Четыре тысячи. Главное, чтоб работать хотелось. Дом пионеров, помнишь, строили? За три года два этажа. А потом дали нагоняй — в два месяца закончили.
Пришла Василиса. Поздоровались. Тихо села на шаткую скамейку.
— Сколько за всю жизнь человек может сделать полезных дел? — спросил у нее Роман.
— Не знаю. Много.
Василиса долго набирала грудью воздух.
— А ты согласна, что каждое движение человека должно быть полезным? — спросил Варежка.
— Согласна.
Ленька вскочил.
— Неужели ты согласна, чтобы человек стал, как грузовик?
— Кто как грузовик?
— Че-ло-век! — сердился Ленька.
— Подождите, ребята. — Роман подошел к Василисе, тронул ее за плечо. — Что-нибудь нехорошо? Дома что-нибудь?
— Они собираются нас делить. Я — к маме, Катька — к нему.
— Насовсем?
Глаза у Василисы были как сливы. Притуманенные.
В них ничего нельзя было увидеть. Варежка вспомнил ее отца со сдвинутыми бровями, идущего к стенке, словно он мог пройти ее и схватить дерзкого мальчишку.
— Они говорят, что мы с Катькой будем ходить друг к другу в гости, — сказала Василиса. — А мы с Катькой убежим. Мы будем жить одни. Думаешь, не проживем? В детский дом убежим. И будем вместе. Ведь она совсем маленькая.
— У нее отец расходится? — спросил у Романа Ленька.
Роман не ответил.
— Ты не горюй. Не очень горюй, — сказал он Василисе. — Может, они раздумают.
— Не раздумают. Они сегодня заявления написали.
Неожиданно Роман всхлипнул.