Варежка знает — все эти мысли: детство. Пистолетом Василисиного отца не запугаешь, да и где он — пистолет! Ничего-то они не придумают: ни Ленька, ни Роман.
Вечером Варежка пришел в комнату тетушки.
— Я хочу у вас спросить! — говорит он высоким голосом. Он требует глазами, чтоб его выслушали, чтоб у взрослого человека — упаси бог — не промелькнула бы на губах улыбочка.
— Да, Коля, — говорит тетушка. Она сказала это просто и выдержала экзамен.
— Я хочу спросить, что же нам делать? Как помочь Василисе?
— Кто это — Василиса?
Варежка обмяк. Он заторопился, запутался в словах.
— Она — девочка. И у нее сестра. Мы дежурили, чтобы он не сделал им плохо. А меня поймал милиционер. Он расходится, а они все плачут.
Варежка думал, что тетушка обнимет его и скажет: «У тебя доброе сердце, Коля». И он готов был раскрыть все тайны, даже о доме Лангора.
Но Александра Александровна молчала. Она поднялась с кресла и ходила по комнате взад и вперед.
Ленькин отец проверял не только дневник, но и тетрадки.
— Тройка, тройка, тройка с минусом. Скажи по-честному: учиться будешь или тебя, как маленького, пороть надо? Мне-то ведь стыдно уже тебя пороть! Большой ты.
Что было сказать Леньке? Он старался, а выше тройки не получалось.
— Хватит носом шмыгать! — насупился отец. — Думай!
И Ленька вдруг рассердился. Тройки, двойки! Василиса без отца остается, а тут какие-то тройки!
— Ты слушаешь меня?
— Не кричи, — сказал Ленька. — Ты лучше скажи, как Василисе помочь. Я маме говорил.
Отец посмотрел на Леньку, как на марсианина.
— Мать, о чем это наш сын?
А когда ему растолковали, совсем рассердился.
— Душонка! Нарожал детей — и бежать. Характером небось не сошелся. Бить таких прощелыг надо, ремнем.
— Ремнем ты меня можешь бить, — сказал Ленька. — Чужого не стукнешь.
— Ты на отца худую память не держи. Понял? — Ленька с удивлением заметил, что отец покраснел. — А с этим поговорить надо. Ты Василисе своей скажи — поговорю, мол. Мол, отец у меня рабочий. Он поговорит.
Краски не хватило, и восклицательный знак пришлось дописать углем. Теперь все было как надо.
Возле окна стоял треногий письменный стол, изъеденный жучком-точильщиком. На одной стене висело тридцать репродукций, вырванных из «Огонька», на другой, где была дверь, карта Европейской части СССР и ковер с лосями, у которых моль отъела ноги. Самая широкая, самая светлая белая стена выглядела особо. Оранжевой краской для полов было нарисовано:
РЕСПУБЛИКА ДЕТЕЙ ИМЕНИ ЛАНГОРА.
— Мальчишки! — сказала Василиса. — Вы только подумайте, у нас свой дом! Все свое: стол, картинки и даже суп.
— А не пора ли отобедать? — спросил Роман.
— Пора! — сказал Ленька.
— Хотите шурпо? — у Василисы заблестели глаза. — Мы жили в Средней Азии, и там все варят шурпо.
— Хотим! — сказал Ленька. — А ну, выкладывай добычу.
Варежка подошел к столу и выложил две луковицы, четыре сырые котлеты, пачку индийского чая, стручковый перец и две горсти манки.
Ленька выставил бутылку подсолнечного масла. Еще он принес кусище баранины.
— Тебя не заругают? — забеспокоилась Василиса.
— Подумаешь!
— Так дело не пойдет. Масло надо отнести назад. Мы немного возьмем для обеда, а остальное мы отнесем.
— Ничего я не понесу.
— Отнесешь, — сказал Варежка. — Ты, Василиса, не волнуйся, он правда отнесет.
Роман притащил целую сумку. Здесь было двадцать три картошины, восемь сдобных сухарей, кулек с конфетами «Буревестник», луковица, буханка черного хлеба и мешочек с пшеном.
— Эх вы, мальчишки, всего принесли, а соль забыли!
— Я хотел взять, — сказал Варежка.
Василиса была молодец. Она принесла и соль, и лавровый лист, капусту и морковь, рис, сливочное масло, маргарин. Всего понемногу, но Роман, глядя на продукты, подергал себя за ухо.
— Обед гигантов.
Но Василиса сказала:
— Сегодня, конечно, можно устроить пир, но вообще будем соблюдать экономию.
Варили на керогазе. В кастрюлю налили воды, положили мясо. Воду посолили. Стали то и дело снимать крышку — когда же закипит? Стали тыкать вилкой в мясо — когда же сварится?
— А что это такое — шурпо? — спросил Варежка.
— Суп. Сначала варят мясо. Потом его обжаривают, а в бульоне варится картошка. Картошки надо много, и луку много, морковь еще нужна, перец.
— А может, сварить что-нибудь известное?