– Бабушка, ты же знаешь, мама запрещает тебе есть много сладкого.
– Твоя мама ничего не знает. Подай мне мои зубы.
– Где они? – спросила Пэкстон.
– На тумбочке, где и всегда, – ответила Агала и села. – Честное слово, будто мы так не делаем каждый раз, когда ты приезжаешь. Кстати, почему ты так рано? Ты даже не сегодня должна была приехать.
– У меня есть отличные новости по поводу «Мадам Блу-Ридж», – ответила Пэкстон, обыскивая прикроватную тумбочку.
– С этим домом ничего отличного не может быть связано. Держись от него подальше. Там обитают призраки. Дай мне мои зубы.
Пэкстон начала паниковать.
– Тут нет твоих зубов.
– Быть того не может. – Агата скинула одеяло и поднялась с кровати, локтем отпихнув Пэкстон. Она начала ладонями похлопывать по тумбочке в поисках вставной челюсти. – Да где же они? Кто-то украл мои зубы! Воры! – начала она кричать. – Воры-ы!
– Поставлю-ка я цветы в воду, – сказал Себастьян и взял вазу из уотерфордского стекла, которая стояла на письменном столе, и отправился в ванную. Секунду спустя он высунулся из дверного проема и позвал Пэкстон:
– Дорогая?
Пэкстон стояла на коленях, высматривая зубы под кроватью, пока Агата продолжала кричать. Она посмотрела на Себастьяна и увидела, как тот изо всех сил старается подавить смех. Ей нравилось, что он не позволял бабушке запугать себя. Нравилось, что он готов был пройти через все это вместе с ней, что ей не надо было скрывать, какой ужасной была ее бабушка. Если он мог жить с ее секретом, она может жить с тем, что он знает ее секрет. Ничто между ними не изменится. Если они продолжать общаться как ни в чем не бывало, все будет хорошо.
– Думаю, я нашел зубы Агаты, – сказал он.
После того как Пэкстон и ее жених ушли, Агата Осгуд села на стул в ее комнате. Она нервно теребила край ее кардигана; она могла только предполагать, что он подходит к ее платью. Макулярная дегенерация* лишила ее зрения. Но она знала, где находится тот или иной предмет мебели в ее комнате, и вся мебель была мягкой и удобной. Ей сказали, что на обивке были вышиты голубые цветки гортензии, которые, при нужном освещении, она почти могла различить. У нее также был собственный маленький холодильник, который ее родные забивали продуктами, которые она любила. Она еще получала удовольствие от еды, это немного помогало, хотя ей и не разрешали есть столько шоколада, сколько она хотела. Агата для себя решила, что это не такое уж и плохое место. На самом деле, это был самый лучший дом престарелых в округе. Что, естественно, сказывалось на стоимости проживания. Не то чтобы Агата переживала из-за денег, у нее их было предостаточно. Когда ты владеешь большими деньгами, она становятся похожими на пыль: они постоянно вокруг тебя, но на самом деле ты их даже никогда не трогал.
Макулярная дегенерация – необратимый дегенеративный процесс в сетчатке, развивается после 40 лет, проявляется потерей центрального зрения и обусловлен, как правило, возрастными дистрофическими изменениями в желтом пятне.
Она думала, что семья еще ценит ее мнение. Думала, что она матриарх, поэтому ее мнение очень важно. Именно такое впечатление производили члены ее семьи, когда навещали ее. И только сейчас она поняла, что с ней просто сюсюкались. Этот дом словно убаюкивал его жителей, внушая им, что это и есть целый мир. А за его стенами лишь фантастическое место, словно Зазеркалье. И только недавно Агата начала понимать, что мир не остановился, пока она сидит здесь. Все идет своим чередом, даже без нее.
Она просто не могла поверить, что ее семья купила «Мадам Блу-Ридж». После всех тех лет распространения слухов о призраках; внушения детям и большинству взрослых страха перед этим домом; наблюдений за тем, как он разрушается, год за годом; ожиданий, когда он все-таки рухнет под тяжестью лет и исчезнет сам дом и все то, что там произошло… И все зря.
Так еще и ко всему этому Пэкстон решила там устроить вечеринку, отмечая основание Женского общественного клуба. Агата испробовала все, что могло бы остановить Пэкстон, заставить ее отменить торжество. Она говорила ужасные вещи, хотя на самом деле совершенно не хотела обижать внучку. Пэкстон была президентом клуба, и Агата чувствовала, что у нее больше нет той власти, что была раньше.
Эти глупые девчонки понятия не имеют, что на самом деле собираются отмечать. Они понятия не имеют, что заставило Агату и ее друзей основать этот клуб семьдесят пять лет назад. Женский общественный клуб – это в первую очередь поддержка членов клуба, их защита. Но он превратился в ужасное чудовище, с помощью которого богатые дамочки могут поздравить себя с тем, что дают деньги бедным. И именно Агата допустила это. Казалось, Агата всю свою жизнь исправляет то, чему позволила произойти.
Она знала, что клуб будет отмечать годовщину в «Мадам Блу-Ридж», и это далеко не случайность. Случайностей вообще не бывает. Это судьба. Если посмотреть объективно, то в этом была даже какая-то жестокая симметрия. Причина, по которой они основали клуб, имеет непосредственное отношение к особняку. И уже вопрос времени, когда все всплывет наружу. Все тайное всегда становится явным. Именно этого всегда боялась Джорджи.
Агата поднялась и вышла из комнаты, считая шаги до стойки регистрации. Она услышала голос медсестры. Та была молодой. Слишком молодой. Она еще должна играть в «классики» со своими лучшими друзьями. Почему девочки стараются повзрослеть так быстро? Агата никогда этого не понимала. Детство – это волшебство. Вырасти – значит понести великую потерю.
– Здравствуйте, миссис Осгуд, – поздоровалась медсестра. Она пыталась выказать радушие, но у нее это плохо получалось. Агата много сил приложила для этого. Она не могла сказать, когда все точно началось, но в течение последних лет она обнаружила, что делать несчастными окружающих ее людей помогает ей чувствовать себя лучше. Она была уверена, что это заслуга медперсонала, что сегодня утром жених ее внучки нашел ее вставную челюсть в ванной. Кто-то намеренно спрятал ее там. В такой «обмен любезностями» они с медперсоналом играли вот уже несколько лет.
– Чем могу помочь? – продолжила медсестра.
– Если мне нужна будет твоя помощь, я так и скажу, – проворчала Агата и пошла дальше.
Она делала маленькие шаги, руками ощупывая стену коридора, направляясь к комнате Джорджи Джексон. Когда ее сын, Хэм, пришел к ней и попросил ее помощи, Агата дала ему деньги на этот дом престарелых без колебаний. Все, что она когда-либо хотела, – помочь Джорджи, загладить свою вину перед ней. Ведь когда она нуждалась в подруге больше всего, Агата отвернулась от нее. И тогда изменилось все. Агата всегда следила за тем, как обращаются с Джорджи, но сама редко к ней приходила. Джорджи это бы не понравилось. Она бы наверняка сказала: «Наши дороги уже давно разошлись. У тебя своя жизнь, у меня – своя. Не будем ничего менять».
Когда Агата вошла в комнату, то увидела лишь темноту, окруженную ореолом солнечного света. Джорджи была словно дырой, в которую Агата могла упасть.
Агата скорбела о многом, что потеряла. Но самая трагическая потеря – друзья. Ей не хватало возможности видеть. Ей не хватало мужа. Ей не хватало мамы и папы. Но те девчонки, с которыми она выросла, были самой важной частью ее жизни. Если бы перед ней появились все ее старые друзья, она бы защищала их до последнего вздоха. Но было слишком поздно. Как и всегда. Их больше нет. Осталась только Джорджи. Да и то жизнь в ней еле теплилась.
Агата села рядом со старой подругой.
– Это произошло, – прошептала Агата.
Джорджи – милая, невинная Джорджи – повернулась к ней и сказала:
– Персик.
Агата неуклюже начала искать ладонь Джорджи, чтобы сжать ее в своей руке.
– Да, – ответила Агата, – персиковое дерево все еще там.