Выбрать главу

 Поругались мы только раз, когда я пыталась подоить козу. Подведя меня к загону, Скряг устроился рядом, решив понаблюдать за моими действиями. Коза была крупной, пятнистой. Она неторопливо хрумкала картофельной кожурой и недобро посматривала в мою сторону. Я, боязливо смотрела на неё. Откуда мне, городской девочки знать как её доить? Медленно направляясь к насторожившемуся животному, бормотала разные подхалимские сюсюканья в надежде, что это её успокоит.

 Коза затрясла бородой, пригнула голову и попыталась боднуть меня. Быстро отпрыгнув, рискнула зайти с другого боку. Скряга, сидя в уголочке, язвительно ухмылялся. Наверняка знал, что характер у неё не сахар, вот и устроил бесплатный цирк.

 Подобравшись сбоку, я встала на колени и предприняла попытку подоить. Осторожно, двумя пальцами взяв её за вымя, потянула вниз. Коза от такого бесцеремонного отношения зашлась в крике, а затем решила лягнуть ногой. Еле увернувшись, я не на шутку рассердилась и попыталась схватить её за рога, но тут получила от деда палкой по руке.

- Оставь Шушанку в покое, дура безрукая! - зло прошипел он.

- Шушанка!?- удивлённо воскликнула я. Так называли нежный цветок, росший у старика на огороде, и с наглой козой это название никак не ассоциировалась. - Надо было назвать её кактусом,- не менее зло пробубнила себе под нос, потирая покрасневшую руку.

Затем, не удержавшись, выпалила старику все, что думаю про его ненаглядную козу, а также о том направлении, где я желала её видеть, не забыла упомянуть и его. Короче, меня понесло... Он слушал молча. Его лицо окаменело, и на нем не отражалась ни одна из эмоций.

- Дура!- постановил он, когда я замолчала. - В другой раз выгоню.

Его спокойный и тихий голос произвёл на меня сильнейшее впечатление. С этим могла лишь сравниться ледяная вода, вылитая на голову. Действительно, мне ему спасибо говорить надо за то, что приютил, а я претензии предъявляю. Впрочем, смотря на язвительное выражение, появившееся на его лице, желание упасть в ноги и кричать "спасибо, благодетель", быстро пропало. Гордость взыграла, и я решила - будь что будет.

Понаблюдав смену моих чувств, так ясно отразившихся на моем лице, он усмехнулся и постановил, что доить будет только сам.

Прошёл день, затем ещё один и ещё... Жили мы мирно и тихо, вот только я все больше тосковала по дому и людям. В один из таких дней я попросила показать то место, где меня нашли. И на что я надеялась?! Обычный, ничем не примечательный куст, таких в лесу навалом. Ни тайного прохода, ни дупла ведущего в никуда, там не было... Ничего, кроме маленького, неприглядного кустика. От вида которого мне хотелось рвать и метать.

Скряг был молчуном, и разговорить его было совершено невозможно, но я пыталась, вытягивая как плоскогубцами, каждый раз по слову, пока все не стало складываться в более или менее ясную картинку. Вопросы его раздражали, а я получала извращённое удовольствие, приставая к нему. Это стало своего рода ритуалом: сидя вечером возле дома на завалинке, я тянула из него информацию, а он в ответ щетинился как ёж и выпускал свои иголки. Я дотошно задавала вопросы, а он мастерски уходил от них.

Человек так устроен, что ко всему привыкают, смиряется и терпит. Я не оказалась особенной и в конечном итоге втянулась и привыкла выполнять незамысловатую работу. Простой и несложный быт, для меня, избалованной излишками цивилизации, сначала, казался невозможным. Мыться приходилось над тазиком, а все нужды справлять в кустиках, отбегая на довольно большое расстояние от землянки. Правда, были в этом и свои плюсы. За то время, что пробыла у Скряги, я очень похудела, и вещи висели на мне, как на вешалке, но увидеть себя со стороны и насладится достигнутым результатом не предоставлялось возможным.

В один из тёплых дней старик позвал меня к ручью искупаться. По извилистой тропинке, мы добрались до ручья. Скряга отошёл в сторону и попросил позвать, когда я закончу. При этом раздражено пробурчал, что нельзя оставлять молодую дуру в лесу одну. Я с трудом подавила улыбку. В последнее время у нас сложились довольно странные отношения. Он все также продолжал ворчать и ругать меня каждый день, но уже скорее по привычке, чем по делу. Иногда я замечала за ним заботу обо мне, но стоило мне только намекнуть на это, как он сразу же упирался рогами и ворчал. Вот и сейчас, вместо того чтобы уйти, терпеливо ждал неподалёку, оберегая девичью честь.