Я начала отмахиваться руками. Одна тварюга укусила меня за руку. Ах так! Тогда фиг вам ваш домик. Я схватила улей и рванула к воде. Все равно покусают, так хоть мёд останется. Если только он там есть, этот мёд. Мои звери бежали за мной, на лету ловя полосатых монстриков. Хил всеми лапами отталкивался от земли, взлетал, намечая цель, в воздухе меняя траекторию полета. Он схватывал их и одним резким движением перекусывал пополам. Мелкий воевал с ними с земли. Его уже укусили в левый глаз, который уже начал «заплывать». Хила цапнули за нос.
Одна пчела изловчилась и впилась мне в правую щёку. Руки-то заняты, так хоть лицо прикрыть бы. Я взвыла, больно-то как. Другая гадина подлетела слева и впилась в верхнюю губу. Отодрав её, швырнула рукой подальше. Хил подхватил и перекусил.
В это время, подбегая к воде, с разбегу рухнула в воду вместе с добычей. Звери бултыхнулись со мной. Вода прозрачная и теплая. Задержав дыхание и открыв глаза, смотрела на пчёл из воды. Большие жала с двойным концом торчали из голов, а не из брюшек, как у наших пчёл. Они кружили над водой, высматривая нас. Кислород в легких заканчивался. Оттолкнувшись ногами от дна, резким движением выскочила над водой, вдохнула и ушла обратно под воду. Животные спокойно плавали под водой. Мелкий поплыл за маленькой рыбкой, все время поглядывая на меня.
Я выныривала ещё несколько раз, прежде чем они улетели.
Мы вышли из воды, оглянулись и быстренько пошли в селение. У Хила опух нос и стал размером с картофелину, у Мелкого закрылся один глаз.
Представляю, что у меня. Чувствовала, что опухает правая щека, закрывая глаз. Губы тоже начали опухать и неметь.
Так мы и вошли в селение — я мокрая, опухшая, с крепко прижатой добычей в руках.
У Игната Петровича уже собрался народ, горел костёр. Люди сидели и вели неспешные разговоры. Я постаралась тихонько по краю пройти в дом. Игнат Петрович заметил меня и окликнул. Я замерла спиной к нему. Что делать? Не убежишь ведь, и медленно обернулась.
Игнат Петрович замер, разглядывая нашу живописную компанию, брови медленно ползли вверх. Рот медленно расползался в улыбке и раздался оглушительный хохот.
Короче говоря, ржали все. Вот гады. Хватались за животы, сгибаясь пополам. Люди, услышав шум, выскакивали из домов и подхватывали истерику.
Игнат Петрович смеялся, потряхивая головой, и утирал слёзы рукавом, постанывая и держась за живот. На очередном вдохе он не удержался на бревне и свалился с бревна на спину, выставив свою культю.
Дети и Люсетта выбежали из дома с встревоженными лицами, а потом присоединились к всеобщему веселью.
А мы так и стояли застывшими скульптурами, смотря на веселье. Вот даже обидеться на них не могу. Я стояла, наблюдая за ними, улыбаясь опухшими губами.
Марк смеялся от души, сгибаясь пополам, прихлопывая ладонями о колени. Лина мелко тряслась от хохота, её косичка мелко подрагивала на голове. На щёчках красовались ямочки. В глазах детей горели веселые искорки.
Я даже залюбовалась ими.
Люсетта смеялась тихо, прикрыв рот руками. Из её зажмуренных глаз текли слезы.
— Ну и фто вы рфете? — пора уже заканчивать эту истерику — Я мофно сказать, ф нерафном бою, выдрала из лап монстоф — ставя добычу на землю — Фетрофич, а там фообфе мёд?
— Оооой, не могу, помру щас братцы — взвыл Игнат Петрович, опять опрокидываясь на спину — Не знаешь, что там и полезла? — он утирал глаза, громко всхлипывая и постанывая.
Наконец, массовая истерика стихла. Люсетта осмотрела наши укусы. Оказывается, из мест укуса торчали обломки жал и их нужно удалить.
Заварила траву, чтобы убрать онемение. Я, отхлёбывая маленькими глотками отвар, осматривала животных. Вытащив жала, приложила к мордам животных холодные тряпки. Они недовольно морщились, но терпеливо терпели процедуру.
В это время Игнат Петрович большим ножом срезал верхушку улья и моему взору предстала чарующая для моего желудка картина. Аромат сотни цветов и трав распространился на всю поляну. Желтый ароматный мёд притягивал мой взгляд, и я сглотнула в предвкушении. Люди подходили с деревянными ложками, черпали желтую густую массу.
Игнат Петрович сидел, зажмурившись, держа ложку во рту, смакуя вкус. Потом достал ложку изо рта, причмокивая:
— Как в детстве. У деда пасека была. Я здесь часто вспоминал вкус дедова мёда.
Я ж этих тварей поначалу хотел приручить, да куда там. Не даются, падлюки. И не каждый возьмет мёд у них. Местные зовут его нектаром. Вот уважила, так уважила Рита. Как смогла то?