Выбрать главу

— Садись-ка рядом со мной, девочка, и давай поговорим!

Лика удивленно посмотрела на нее, но послушно села на соседнюю табуретку.

— О чем?

— Ты мне глазки-то невинные не строй, не поверю! Чай, не первый год землю топчу!

Лика мгновенно вспыхнула.

— Я ничего не строю!

— Да? Это ты кому-нибудь другому расскажи! Ты думаешь, я не вижу, как ты на своего хозяина смотришь?

— Как хочу, так и смотрю! — Неожиданно огрызнулась обычно мягкая Лика. — Кому до этого дело есть? Уж ему-то точно никакого!

— Ой, не скажи, Лика! Он-то как раз очень хорошо к тебе относится! Когда он тебя с рынка притащил, я сначала грешным делом подумала, что это он себе постоянную любовницу решил завести. А только потом поняла, что ошиблась я в нем! Не стал он тебе жизнь ломать. Пожалел, наверное. Ты же девочка совсем, у тебя жизнь еще неплохо сложиться может. А что хорошего может предложить тебе изгой?

— Изгой? — Лика ожидала чего угодно, только не этого. — Господин Таш — изгой?

Дорминда с усмешкой посмотрела на нее.

— А ты думала кто? Неужели ни разу его клейма не видела? И чем ты вообще слушала, когда я тебе про это рассказывала?

Лика растерялась.

— Ну, ты рассказывала, что изгои — это страшные люди, преступники, у которых ни чести, ни совести. Но Таш совсем не такой!

— Какая же ты наивная дурочка, Лика! Какая разница, какую черту он переступил? Ты лучше о себе подумай! Не будет у тебя с ним жизни! Ну, допустим, начнешь ты с ним жить, так ведь этого не скроешь! Рано или поздно тебя схватят, приволокут в суд, а оттуда прямиком на площадь, к палачу. А с клеймом у тебя одна дорога будет — в публичный дом. Ты этого хочешь?

Лика с ужасом смотрела на нее.

— Этого не может быть!

— Может! Ты знаешь, как у нас относятся к клейменым?! Любой может сделать с тобой все, что захочет. Кто тебя защитит?

— Таш защитит! — После минутного раздумья уверенно заявила Лика. — Он не позволит, чтобы с его рабыней так поступили!

— Это верно. — Вынуждена была согласиться Дорминда. — Пока он жив, тебя вряд ли кто-нибудь рискнет тронуть. Даже клейма он тебе, скорее всего, не даст поставить. Не найдется в Закорючке такого придурка, кто побежит на тебя доносить. Но жизнь изгоя, особенно у такого, как Таш, всегда висит на волоске. Если с ним что-нибудь случится, то в тот же день у тебя будет красоваться клеймо, и даже не надейся, что эти добрые люди, которые сейчас тебе улыбаются, хоть чем-то помогут тебе! А что будет с твоими детьми, ты подумала? Я ведь тебе уже обо всем рассказывала, чем ты меня слушала, Лика?

Лика потрясенно молчала. Она даже не предполагала, что все, что Дорминда рассказывала про изгоев, может иметь к ней отношение. Наконец она заговорила, но спросила совсем не то, что ожидала Дорминда.

— А чем Таш отличается от других изгоев? Ты сказала, что он особенный.

Дорминда вздохнула.

— Он страшный человек, доченька! Все про то знают. У них целая банда изгоев, и они много чем заправляют здесь, в Олгене. А он там не последний человек.

— Дорминда, это не правда, я не верю!

— Уж поверь! Ты помнишь Какона?

— Какого? У которого Таш меня купил?

— Да, его. Ты знаешь, что с ним случилось?

Лика пожала плечами.

— Таш сказал, что он умер. Но, ты знаешь, после всего, что он со мной сделал, мне как-то все равно, как именно это произошло!

— А зря. Могла бы и поинтересоваться. Ему в тот же день свернули шею.

— Ну и что! Мало ли кто мог это сделать. Не обязательно же Таш!

— Вот глупая! Да об этом всем давно известно! Наши местные это сами видели.

— Что, видели, как убивал?

— Да. Этот Какон не из наших был, так, приезжий какой-то. Они после торговли с рынка уходить не стали, прямо там шатры поставили, чтобы заночевать. Кое-кто из наших с ними вместе там пил. А после обеда к ним пожаловал Таш. Отозвал Какона в сторонку, о чем-то с ним поговорил, а потом раз — и свернул ему шею. Тот даже не пикнул.

— О, богиня! А те, кто там был? Они не погнались за ним?

— Погнались? Ты что, смеешься? Да они все обделались от страха! Твой Таш ведь не из тех, кто убегает. Он подошел к ним, спросил, не хочет ли ему кто отомстить за Какона, желающих не нашлось, и он ушел.

— А потом пришел домой и всю ночь просидел у моей кровати. — С некоторым вызовом напомнила Лика. Потом немного подумала, и добавила: — Нет, Дорминда, ты как хочешь, а я не могу его осуждать. Раз он этого поганца Какона убил, значит, ему это было нужно. А вот ты скажи мне, только честно, кто еще отнесся бы ко мне так, как он? Когда я была у Какона, я готова была пойти на что угодно, даже на смерть, лишь бы получить свободу. А рядом с Ташем я даже рабыней себя не чувствую! Он относится ко мне как… как… как к сестре, вот!

— Как к сестре, говоришь? — С непонятным выражением переспросила Дорминда. — Ну, что ж, тогда одевайся, я покажу тебе, какая жизнь тебя ждет рядом с таким… братом. В храме вчера как раз объявляли, что сегодня будут клеймить. Вот и посмотришь.

Бросив на плите наполовину приготовленный обед, они торопливо оделись, причем Дорминда все время подгоняла Лику, и поспешили на храмовую площадь. Действо еще не началось, но народу столпилось уже немало. Несколько небольших групп, в которых преобладали плачущие женщины, держались ближе к помосту.

— Родственники! — Неодобрительно поджала губы Дорминда. — Попрощаться пришли! Можно подумать, после суда не напрощались!

— Попрощаться? — Машинально переспросила Лика, наблюдая за выплескивающимся из глаз родственников горем. — Разве кого-то будут казнить?

— Ну, что ты, глупая, казнь — дело серьезное! Нет, этих только заклеймят, но они для всех все равно, что умрут.

— Почему?

— Потому что это грех, общаться с клеймеными!