— Мы должны признаться тебе, — мама встала из-за стола. Отец тяжело вздохнул.
Они переглянулись, так, словно пытались перекинуть друг на друга ответственность в сообщении мне какой-то жуткой новости.
— Ты удочеренная. — взял на себя эту ответственность отец.
Самым страшным в этой новости было то, что новостью она для меня не являлась. Мои черные глаза не могли достаться мне ни от одного из родителей. А когда после всплеска подростковой агрессии, вылившийся в избиение одного из одноклассников до потери сознания, я оказалась на приеме у психолога, он помог мне выяснить причину плохо скрываемой злости. Дело в том, что я давно знала, что родители, или по крайней мере один из них мне не родные.
— Я рада, что вы сообщили мне эту новость. В конце концов я давно догадывалась. Ведь, мам, у вас с папой голубые глаза, а у меня они темные. Да и ни на кого из соседей я тоже не похожа.
Мама открыла рот, я улыбнулась ей ободряюще, загоняя злобную темную часть себя, которая съязвила насчет соседей, подальше. Сейчас не время быть гадиной.
— Но вы мои родители, и я люблю вас несмотря ни на что.
Я по очереди обняла в начале маму, потом отца. Они оба разрыдались от нахлынувших чувств. А мне вдруг стало противно от этого их проявления слабости. Пес все это время смотрел на меня испытующим взглядом зеленых глаз.
— Его надо выгулять, — сообщила я безапелляционно, радуясь внезапному порыву забрать с улицы животное. Когда мы вышли в подъезд я не смогла совладать с эмоциями и несколько раз ударила кулаком по стене. Как и полагается, на костяшках выступила кровь, рука моментально заболела и распухла. Значит, я им не родная. Значит, они меня удочерили. Почему они признались именно сегодня?
Ничего знать о своих настоящих родителях мне не хотелось. Скорее всего моя мать какой-нибудь трудный подросток или алкоголичка. Только они бросают своих детей. А отец, да без разницы, кто мой отец. Собака последовала со мной до закусочной, где я купила для нее бургеров. Надо было раньше завести что-нибудь настолько устрашающее, потому что впервые никто не лез ко мне, предлагая свой номерок телефона. Гуляла я до позднего вечера, а вернувшись домой проскочила в свою комнату, переоделась в пижаму с мишками под внимательный взгляд зеленый глаз, свернулась на кровати и уснула. Пес приятной тяжестью придавил мне ноги.
Всю ночь мне снились сны, в которых преобладал звон мечей, слова на непонятном языке и запах, чистый запах пламени, зовущий меня.
Утром просыпаться не хотелось, а собака, которая улеглась мне в ноги оказалась невообразимо тяжелой. Я несколько раз дернула ногами в попытке столкнуть тяжелую тушу с кровати, вот только туша не только не пошевелилась, а сонно пробормотала:
— Детка, будешь так двигаться, начну двигаться уже я.
Закричать мне не позволила мужская рука, молниеносно зажавшая мне рот. Абсолютно голый, смуглый мужчина навалился на меня всем телом, глядя бешенными зелеными глазами. Неизвестно как взявшийся в комнате потенциальный насильник выглядел растерянным и недовольным. Фраза, которую он сказал следующей адресовалась скорее ему самому, чем мне «как я мог уснуть…», а затем он сказал уже мне.
— Если ты не хочешь, чтобы дело кончилось двумя трупами, то закроешь рот и будешь слушать то, что я говорю.
Ничего не оставалось, кроме как кивнуть.
Глава 2. Законы магии.
Асмодеус глядел в черные глаза Мелании и злился. Он злился на себя за странную ночную трансформацию в человека, злился на то, что позволил себе расслабиться и уснуть, злился на свое поведение и больше всего злился на реакцию своего тела на девушку, которая смотрела на него с ужасом и отвращением. Что бы там кто-то не говорил, темные не насильники. Это прерогатива светлых.
Секунда понадобилась темному для принятия решения. Вернуться в собачью форму и дать ей убедить себя в том, что увиденное было сном. Бежать, позволив ей решить, что кто-то прокрался в ее комнату ночью. Или же сказать ей правду. Асмодеус был вынужден признаться себе, что этот ужасный мир технологий и металла влиял на него сильнее, чем он рассчитывал. Любое использование магии отбрасывало время его возвращения домой. А вернуться нужно было в первую очередь ей.
— Если ты не хочешь, чтобы дело кончилось двумя трупами, то закроешь рот и будешь слушать то, что я говорю.
Она кивнула. Во взгляде была видна очень знакомая Асмодею обреченность. Он медленно отпустил ее рот, слез с кровати и отошел на почтительное расстояние. Затем материализовал на себе одежду и поклонился.