Княжич был высок и строен — она ещё тогда, утром это отметила — с длинными ногами, широкими плечами и узкими бёдрами. Мускулистые, будто высеченные из камня руки, обтянутые тканью рубахи, скрещенные на груди. Арьян задумчиво смотрел на огонь. И только по приближении Мирина поняла, что он был вовсе не один, а с братом, который стоял по другую сторону, и его заслоняло от глаз никое сухое рябинового дерево. На первый взгляд их можно было, наверное, спутать, но так казалось только сначала, потом всё больше становилось видно отличий. Арьян был выше Данимира на две пяди, и волосы у старшего княжича прямее, в то время как у Данимира они чуть вились, у обоих они были орехового цвета. Вид Арьяна внушал угрозу, предельное напряжение, в то время как Данимир расслабленно привалился к стволу дерева, полуулыбка застыла на его лице — верно о чём-то они тут говорили, а теперь молчали, и Мирина не могла даже выдохнуть, предполагая, что о ней. Арьян повернулся первым, как только княжна с помощником приблизились к кострищу.
Вроде отдыхала Мирина в шатре недолго, а солнце уже склонилось низко над землёй, почти скатилось на уровень глаз, и ветер приносил тёплый, нагретый за день воздух с лугов, наполненный запахами диких трав, нагонял кудели облаков, что на окоёме едва ли не касались земли, так низко провисали над лугами. В степях это ощущалось сильнее, а скоро дойдут до леса, и там, в густых чащобах, небо потеряется на долгое время. Леса эти дремучие опоясывают исток реки Вель, в его глубине насажены городищи да деревеньки, что прячутся от взора врагов. Оказавшись в клубе дыма, что въелся в глаза, Мирина чуть обошла костёр, поняла, что лагерь окутан этим самым дымом. Видно завтра будет сыро, а то и дождливо.
Данимир вытащил былинку изо рта, отшвырнул её, окинул заинтересованным взглядом беглянку, лукаво прищурил глаза, будто затеял шалость какую. Мирина поёжилась — ещё больше сковала её неловкость — и перевела взгляд на старшего княжича.
И сделалось ей куда теснее при виде глаз Арьяна, таких глубоких, каких тихих, как озёра у неё на родине в Ровице, таких задумчивых, завораживающих, цвета коры орехового дерева. Их густо оттеняла загорелая кожа, что верно за время пути обожглась на солнце ещё сильнее. У него были высокие скулы, щетина, что очерчивала губы, словно высеченные из камня, с плавными линиями, нижняя губа была чуть толще верхней. Их, таких сухих, мягких, хотелось коснуться. Вид княжича не пугал Мирину, но всё равно прожигающий до костей взгляд его вынуждал рядом с ним терять покой, будил внутри что-то неизведанное, и хотелось увернуться от этого глубокого, губительного спокойствия, навеянного его присутствием. Наверняка за этим взглядом, скрывалось что-то тайное, тёмное, что таит в себе утопающая в сумерках глухая лесная чаща. И Мирина поняла — от него будет сложно что-либо утаить.
— Ступай, Митко, собирай вещи, — велел Арьян отроку.
Мирина обернулась, пронаблюдав за удаляющимся к лагерю парнем, волосы которого в закатных лучах стали бурого отлива, как куст спелой клюквы.
— Как твоё имя? — спросил Арьян, возвращая к себе внимание девушки.
Беглянка взглянула на Данимира, что так же наблюдал за ней неотрывно.
— Мирина, — ответила, вернув взгляд на старшего княжича.
— Из рода чьего, Мирина? — задал тот следующий положенный ему вопрос.
— Зачем тебе знать моё родство, княжич? Я невольница, которой повезло сбежать.
Арьян приподнял подбородок и, показалось, в росте стал ещё выше и грознее, тяжёлой каменной плитой упал на девушку совсем недружелюбный взгляд, видно ответ не понравился ему.
— Хорошо, если не хочешь говорить, не говори, — ответил он просто, не настаивая, как боялась того Мирина, — значит, поедешь с нами до Явлича, тебе по пути, как я понимаю, поблизости нет никакого другого поселения.
Мирина кивнула. Ровицы находились дальше Явлича, месяц пути, если по суше, по реке в три раза меньше. Далеко увёз её Вихсар, но об этом Мирина ничего не сказала. Доберётся пока до городища. Там живут отцовы родичи, далёкие, но как-то доводилось побывать у них разок. Правда было это давно, но остаётся надеяться, что узнают её, а там попросит помощи, уж поди не откажут, помогут родственнице до дома добраться.
— Доберёшься-то сама? — спросил Арьян призадумавшуюся девушку.
Будто мысли её прочёл. Неужели интересна дальнейшая судьба невольницы? Для них так совсем простой девки, племени неведомого.
Она снова кивнула.
— Постой, как это, сама? — оборвал Данимир брата, встревая в столь короткий разговор.
Мирина наткнулась на ставший вдруг колючим взор младшего княжича так неожиданно, будто на куст шиповника наскочила.
— Как ты можешь отпустить такую пташку? — он окинул её всю взором, подчеркнув её и без того неуместный наряд. — Мы же добра желаем. Скажи, откуда ты, поможем.
Мирина, растерявшись вдруг, опустила ресницы, прикусывая кончик языка.
— Вы уже помогли, и я очень благодарна, — обронила она, и от чуткого её слуха не ускользнул тяжёлый вздох Арьяна, вводя её в ещё большее смятение.
Скрыть своё происхождение оказалась намного сложнее, чем она думала. Там, в лагере, никто не интересовался таким и имени не спрашивал, называя то «лахудрой», то «подстилкой». Ничего, забудется это со временем, и всё станет как прежде, в чём она, чего душой кривить, сильно сомневалась. От ощущения тяжёлых злых взглядов надсмотрщицы ещё долго предстоит отвыкать. И по ночам будет сниться, как сжимает та в пальцах свой кнут, готовый в любой миг расправиться и полоснуть спину, обжигая до немоты в руках. Глаза валганской большухи, топкие, что болота, так и стояли перед внутренним взором, посмотришь в них, и утягивает в чёрную губительную глубину.
Если одно только это воспоминание вызывает дрожь, то что говорить о ночах, проведённых с Вихсаром… Искать её он не станет. Уж не такая и ценность, чтобы гоняться за невольницей-подстилкой по всей степи.
Мирина вздрогнула, поёжившись, — с закатом холодало. Арьян, пронаблюдав за ней, прошёл к Данимиру, сдёрнув с ветки плащ, подступил к Мирине, близко, слишком, что вся она скукожилась внутри, не зная, куда себя и деть. На плечи легла суконная накидка с меховым воротом, укрывая её, и сразу тепло стало, но от тяжести едва ноги не подогнулись.
— Дождь будет к ночи, — княжич посмотрел так, что и вовсе земля под ногами пошатнулась, но сильные руки сжали её локти крепко и тут же выпустили — простой жест, а внутри словно сад расцвёл, давно она такой заботы не испытывала.
— Так что поторопиться нужно, — повернувшись, сказал он брату.
Данимир, не получив ответа, как-то с напускной обидой посмотрел на Мирину.
Вроде поговорили недолго, а шатры уже на половину разобраны оказались. Воины, дружно и весело переговариваясь, выкорчёвывали оси, стаскивали на телеги снятые кошмы да сундуки. Мелькал, словно молодой волчок среди матёрых гридней, и Митко, бегая по разным поручениям, что сыпались на парня со всех сторон. Мирина и глазом не успела моргнуть, как лагерь был снесён подчистую, а костры затушены. Её вместе с Лавьей усадили на одну из телег, из кошмы соорудили для девушек некое подобие навеса от ветра да предсказанного Арьяном дождя. Рассевшись по лошадям, с покровительством Богов тронулись в путь-дорогу. Вскоре от мерного покачивания Мирина начала клевать носом, пока не улеглась на мягкую подстилку, сладко свернувшись в комочек и вдыхая запах меха плаща, запах Арьяна, его тела, густой, терпкий и вместе с тем надёжный, сильный, от которого совсем стало спокойно. Теперь она в безопасности. С этой мыслью и задремала, не обращая внимания на Лавью, что сидела, прислонившись к стенке телеги бревном. Только сверкали в полумраке их укрытия её глаза холодном блеском, взгляд змеёй скользил по девушке, по нечаянному подарку княжича.
Проснулась Мирина от тревожного грохота и не сразу поняла, не узнала, где находится: вместо жёстких досок мягкость постели широкого шатра — теснота, но по малу сквозь туман сна просочилась ясность. Упокоилась. Её лачужки для невольниц далеко. Она в повозке, а грохот — всего лишь дождь. Однако это не угомонило судорожно дёргающегося сердца в груди. Сквозь грохот стали просачиваться мужские голоса, успокаивая совсем.