сейчас садитесь за стол завтракать, - предложила Ольга. Лелюх с готовностью сделал движение к столу, но Шура незаметно крепко схватил его сзади за руку. - Спасибо. Мы уже завтракали. Не будем вам мешать, - отказался Шура и потянул Лелюха к выходу. Они вышли. - Что у тебя, дома завтрака, что ли, нет? - набросился на него Шура, выйдя из квартиры Проценко. - Видишь, - они гостей ждут. Готовятся. А ты обрадовался. - Так они же сами предлагают, - мрачно буркнул Лелюх. - Ему из вежливости предложили, а он рад стараться! - А я из вежливости и согласился. А потом, там пирожки такие румяные. - Ну ненасытная какая-то утроба! - возмущенно всплеснул руками Шура - Дома ему Анна Алексеевна только и знает, что готовит. Все ноет; "Мама, пирожки, мама, вареники!" - Если хочешь знать, я трое суток могу не есть не пить. Как верблюд. - На верблюда ты вовсе не похож, - критически осматривая Ваську со всех сторон, определил Шура, - ты больше на откормленного индюка смахиваешь. - Индюка? - возмутился Васька. - А сам-то ты кто? Ты сам отбивная котлета. Понял? - Ну и ничего подобного. Чем это я похож на отбивную котлету? - Сейчас, конечно, нет, а в прошлую субботу на ринге? Скажешь, Тимка Рогань из тебя котлеты не сделал? - Ну, ты! - в свою очередь вспыхнул Шура. - Чего ты в боксе понимаешь? Лелюх понял, что переступил в разговоре опасную черту, и, пока не поздно, попытался заговорить о другом. - А когда мы к Алке пойдем? Шура ничего не успел ответить. Открылось окно и раздался голос Васькиной матери. - Василий, завтракать! - позвала она. - Доброе утро, Анна Алексеевна, - поздоровался Шура и добавил: - Он уж тут истомился, ожидая завтрака. Последние слова он уже произнес вслед Лелюху. Завтракать Ваську дважды приглашать не приходилось. Вскоре после ухода ребят в квартиру Проценко снова постучали. Это был Решетняк. - Дядя Филя! Дядя Филя! - как старого знакомого встретила его радостная Алка. - Смотрите, что у меня есть. Она потянула подполковника в столовую показать подарки. Решетняк тщательно осмотрел ружье. По тому, как он любовно похлопывал ладонью по лакированному ложу, заглядывал в ствол, ощупывал патроны, проверял подгонку ремня, чувствовалось, что это завзятый охотник. Но еще больше Филиппа Васильевича заинтересовал фотоаппарат. - Алка Натковна, - подполковник уже не называл ее иначе, - обязательно познакомь меня с хлопцем, который сделал этот аппарат. Хорошая голова у парня. Вот такой автомат для съемки я обязательно к своему "Киеву" сделаю... - Товарищ Ракитина? - удивился Решетняк, увидев вернувшуюся из кухни Ольгу. - Вот уж никак не ожидал встретить вас в этом доме! Какими судьбами? - То же самое я могу спросить и у вас, товарищ подполковник. - Я же друг детства Проценко. А кроме того, с Алкиными родителями партизанил вместе. А вот вы как сюда попали? - Это все она, - потрепала Ольга за косу Аллу. - Меня, кстати, зовут Филипп Васильевич, - заметил Решетняк, улыбнувшись широкой белозубой улыбкой, преобразившей его лицо. - А меня, кстати, Ольгой Константиновной, но предпочитаю, чтобы называли просто Олей. Хочу казаться моложе. - Откуда вы знаете друг друга? - затормошила их Алла. - Откуда? - А мы давно знакомы, - ответила Ольга. - На городском партийном активе познакомились, - Ну, Натковна, - обратился Решетняк к девочке, - теперь принимай мои поздравления и подарок. Пойди-ка открой двери. Там еще гость стоит. Алла, не понимая, зачем было оставлять приведенного с собой гостя на лестничной площадке, пошла открывать дверь. Она сразу отпрянула в сторону. Мимо нее пронесся огромный серо-черной масти пес с большими остроконечными ушами. Когда Алла, несколько оправившись от испуга, вошла в столовую, ее глазам предстала странная картина: бесстрашная Ольга стояла на письменном столе и опасливо поглядывала на растянувшегося посреди комнаты пса. Упав в кресло, громко хохотал Решетняк. - Ну вот, Натковна, это мой тебе подарок, - показал Решетняк на собаку. Вы не находите, что вам пора сойти на грешную землю? - с серьезной миной спросил он Ракитину. - Слезайте, слезайте. Сокол отлично выдрессирован и еще никогда никого не тронул без приказания. - Вот перепугал! - заговорила Ольга, слезая со стола. - Ворвался, как комета. Чего он летел, словно оглашенный? - Команду всегда следует выполнять бегом, - пояснил подполковник. - Да ведь никакой команды не было. - Нет, была. Я подошел к окну и стал насвистывать песенку о веселом ветре. Сокол - пес дисциплинированный. Не было бы команды, он так и лежал бы под деревом, где я его оставил. Если Алка после появления Сокола в столовой была удивлена тем, что там происходит, то что уж говорить о Григории Анисимовиче Проценко, который подошел к открытой двери своей квартиры и смотрел на то, что творится в его комнате... Он несколько минут наблюдал молча. Празднично накрытый стол, стулья, на одном из которых висел форменный китель подполковника милиции, - все было сдвинуто в сторону. Сам подполковник, Алла и Ольга ползали на животе по ковру. Рядом с ними, плотно прижав уши, ползла, как будто выслеживая какого-то невидимого врага, большая овчарка почти черной масти. - Очень трогательно, - заговорил наконец Проценко. - Дорогие друзья помогают мне воспитывать дочь. - Гриша! - бросилась к нему Алка. - Я же говорила, что он приедет! сказала она торжествующе. Проценко пожал руку Ольге, а после этого расцеловался с Решетняком. - Постарел, Грицько, - проговорил Решетняк чуть дрогнувшим голосом. - А ты все такой же. Наконец-то увиделись! - Да все никак не удавалось. А тут думаю, во что бы то ни стало пойду. Решил даже не звонить. Пойду, и все тут. И повидаемся наконец. Проценко обвел глазами комнату. - Что это за милая зверюшка? - спросил он, кивая на Сокола. - Это моя собака Сокол, - возвестила Алла с победным видом. - А Оля мне подарила ружье. Вот, смотри. А вот патрончики. - Ну-ну! Я всегда говорил, что если погибну, то только от рук приятелей, сказал он. - Хорошенькие подарки для молодой девицы! И так растет какой-то станичный атаман, а не девочка. Даже ради праздничного дня щеголяет в штанах. Теперь ей только не достает шашки, черкески и бурки. - М-да. Действительно, - почесал затылок Решетняк. - Правда, у меня смягчающее обстоятельство, граждане судьи: старый холостяк. Что же касается артистки Театра оперетты... - Чего же можно ждать от премьерши оперетты, занимающейся охотой на диких зверей? - назидательно спросил Проценко и сам же ответил: - Всего можно ждать. Но вы, подполковник милиции... - А интересно знать, что подарил своей дочери художник Проценко? - перебил подполковник милиции. - Духи? Алла фыркнула. - Букет цветов, перевязанный голубой лентой. Или нет - альбом для стихов, в котором на первой страничке значится: "Кто любит более тебя, пусть пишет далее меня". Алла и Ольга дружно хохотали. Проценко вышел на лестничную площадку, постучался в соседнюю квартиру. Через несколько минут он возвратился, толкая впереди себя сияющий лаком и никелем велосипед. - Вот, получай, - обратился он к дочери, - знаю, что тебе давно хотелось. Пока Алла переживала еще одну свалившуюся на нее сегодня радость, Решетняк продолжал подсмеиваться над другом. - Вот это да! - воскликнул он. - Вот это подарок для благонравной девицы! Ты бы ей еще мотоцикл подарил. Очень женское занятие. Сидевшая на диване Ольга вскочила и склонилась перед Решетняком в глубоком поклоне. - Спасибо, товарищ подполковник, - проникновенно воскликнула она, нижайшее спасибо! Давно не получала такого прекрасного комплимента. Решетняк ничего не понимал. - Охо-хо-хо! Хо! - сняв очки и протирая глаза, смеялся Проценко. - Что, Оленька, нравится? Занятие-тоне женское. А что вы скажете, подполковник, насчет чемпионов? Вот премьерша оперетты, например, чемпион края и Российской федерации по мотоциклу. Решетняк растерянно воззрился на Ольгу. - Нет. Знаете... Я немного неточно выразился, - заговорил он наконец уже извиняющимся тоном: - я хотел сказать, что мотоциклистки или там велосипедистки мне всегда напоминают почему-то запорожцев. - Весьма удовлетворена вашей поправкой, - еще в более низком поклоне склонилась Ракитина, - прошу больше поправок не вносить. Боюсь сравнений с древнеегипетскими фараонами... А сейчас наводите в комнате порядок, распорядилась она, - да двигайте стол на место. Нужно же наконец позавтракать. Ольга убежала на кухню и там застряла. Мужчины сдвинули стол и сели на диван. Алла снова принялась рассматривать велосипед, а потом ушла к Ольге. Решетняк потянулся за лежащей на стуле кожаной сумкой. - У меня к тебе небольшое дело, Григорий. Ты никогда не видел этой картины? Не сможешь ли ты определить ее ценность? Я имею в виду денежную ценность. - И Решетняк протянул Проценко маленькую, писанную маслом миниатюру. Проценко засмеялся: - Рублей, наверно, двести в комиссионке можно взять. А видать раньше видал. Это миниатюра художника Григория Проценко, вашего покорного слуги и друга детства. - Проценко вдруг посерьезнел. - Постой, постой. Откуда она у тебя? - Тут еще какая-то иконка, - довольно пренебрежительно сказал Решетняк, не отвечая на вопрос Проценко. Если миниатюра была тщательно завернута в чистую белую тряпку, то иконка была кое-как засунута в сумку. Однако Проценко, кинув на нее взгляд, переменился в лице и в волнении вскочил на ноги. - Сумасшедший! - срывающимся голосом заорал он и, смахнув свою собственную миниатюру на пол, задрожавшими руками схватил то, что Решетняк назвал "иконкой". - Невежда! Варвар! Это же Рублев! - А кто такой Рублев? - неосторожно спросил Решетняк. Проценко вскипел еще больше. - Ты что, серьезно спрашиваешь, - аккуратно положив в центре стола икону, двинулся на Решетняка Проценко, - или ты меня специально позлить явился? Цирк устраиваешь? По поводу подарков паясничаешь, а Рублева - подлинного Рублева! - кое-как засунул в сумку и молчишь! Сколько стоит? Денежная ценность? Рублев не Проценко. Эта "иконка", как ты смеешь выражаться, сотню тысяч стоит. Да разве дело в деньгах? Весь мир преклоняется перед шедеврами Рублева. - Сто тысяч? - недоверчиво переспросил Решетняк. - Не ошибаешься? - Ошибаюсь? Андрей Рублев - великий русский художник, живший на рубеже четырнадцатого и пятнадцатого веков. Это необыкновенный живописец. Это проникновенный поэт в живописи. Современники называли его Преподобным и Блаженным за его искусство. Образы Рублева передают возвышенную, духовную красоту человека. Он видел в человеке "земного ангела" и изображал ангела, как "небесного человека". Именно в Рублеве истоки нашего русского национального искусства. До него наше искусство было придавлено византийскими традициями, отрешиться от которых могли лишь с появлением гения. Таким гением и оказался Рублев. Взгляни на эти изумительные краски. Боясь даже прикоснуться к иконе, Решетняк внимательно разглядывал ее, а Проценко пояснял: - Вот тут изображен ангел на фоне неба. Сине-голубой цвет неба необычайной чистоты сочетается с темно-вишневым одеянием ангела. Вокруг сияющее золото зеленоватого воздушного тона. К сожалению, сейчас почти утрачен секрет создания этого тона. А эти полутона! Светло-голубые, нежно-сиреневые, золотисто-желтые, прозрачно-зеленые. Благодаря им кажется, что изображение светится изнутри и само излучает свет. - Гриша, - робко спросил Решетняк, боясь опять попасть впросак, - именно эту икону тебе приходилось видеть раньше? - Да, это из коллекции Киевской картинной галереи. Во время войны она была эвакуирована к нам и выставлена в нашем музее. Когда фашисты подошли к Кавказу, картины эвакуировали дальше, через Каспий в Среднюю Азию и Сибирь. Часть из них пропала. - Каким образом? Ты не знаешь? - Поезд попал под бомбежку, а главное - эшелон не успел проскочить Кавказскую, она уже была у фашистов. Я ведь тогда жил в Тбилиси. Почему у меня и Алка оказалась. Наташа и Николай, уходя в партизаны, отправили ее с бабушкой ко мне. А Агафью Максимовну убило по дороге при бомбежке. Спасибо, ехавшие вместе с ней довезли Аллу до Тбилиси. - Это я знаю, - осторожно перебил его Решетняк. - А кто может знать хоть какие-нибудь подробности исчезновения картин? - Никто ничего не знает. Я очень много занимался этим. Но нет никаких концов. Откуда у тебя взялся этот Рублев? - Расскажу. Подожди минутку. Решетняк выложил на стол содержимое своей сумки. Тут были две запасные обоймы к пистолету, какая-то потрепанная толстая книга и много различных бумаг. Из кухни, неся блюда с яствами, возвратились Ольга и Алла. Взгляд Аллы упал на письменный стол и на книгу, лежащую среди бумаг Решетняка. - Ой, "Три мушкетера"! - удивилась она. - Вот здорово! Дареное передаривать нельзя, так я тех "Трех мушкетеров", что Васька подарил, оставлю себе, а этих отдам Шурику. - Постой, постой, - охладил ее восторги Решетняк, - я-то ведь тебе этой книги не дарил.