Ну почему, почему Савва теперь стал такой?.. Вера дернула крепко сидящую в земле травинку. Это оказался пырей. Она обрезала себе палец о его узкий и острый листок, но боли не почувствовала… Почему он стал таким? Почему он перестал ей доверять? Полюбил какую-то другую девушку? Ну, пусть полюбил… Все равно это не скроешь и рано или поздно, а узнают все. Так почему не сказать сразу об этом ей, своему хорошему другу? Зачем же так прятаться, таиться? Уходит с отцом или один на свои всякие рабочие кружки, где полиция может схватить, не скрывает, не боится, что Вера проболтается. А тут, как воришка, потихоньку… И следы свои путает… Обидно как! Ну что ж, когда так? Пользуйся своей краденой любовью, своим краденым счастьем!.. Только от кого ты его украл? Любовь себе украл, а дружбу потеряешь…
Она вернулась домой сумрачная, скучная. Быстро сбросила свое нарядное платье и нарочно надела самое нелюбимое и потрепанное. В косах заменила ленты на старые, выцветшие.
— Ну как, понравились тебе фокусы? — спросила ее Агафья Степановна.
— Нет, мама, не понравились.
Вера бросилась помогать матери ставить самовар: налила в него воды, набросала углей и взялась раздувать, не замечая, что мелкая угольная пыль летит ей в лицо.
— Чего же это ты не бережешься? — заметила ей мать. — Гляди, как испачкалась!
— Испачкалась, так и отмоюсь, — невесело засмеялась Вера.
На пути к умывальнику она успела кинуть взгляд в зеркало: вот такой и надо быть всегда. Зачем ей красота, если она никому не нужна?
Агафья Степановна стала расспрашивать, что же показывал фокусник. Вера отвечала уклончиво:
— Да так, всякую ерунду.
— Ну, голуби-то вместо бумажек вылетали? — допытывалась Агафья Степановна.
— Вылетали.
— И вода пламенем вспыхивала?
— Вспыхивала.
— А еще чего?
— Больше ничего.
— С Катей ходила?
— С Катей.
— А чего ты такая скучная?
— Устала…
Самовар вскипел. Агафья Степановна разбудила мужа. Тот, позевывая, сел к столу.
— Савва где? — спросил он, дуя в блюдце с горячим чаем. Не дождавшись ответа, глянул в сторону дочери — Тебя спрашиваю.
— Откуда я знаю!
— Да вы же с ним вместе пошли?
— Где же вместе! — вступилась Агафья Степановна. — Савва — по своим делам, а она — глядеть фокусника. Ты что, заспал?
— Может, и заспал, — согласился Филипп Петрович.
Никогда не было так скучно вечером, как сегодня. Вера едва дождалась, когда кончился ужин и мать велела ей стлать постели.
Задувая огонь в лампе и последней укладываясь спать, Агафья Степановна пробормотала:
— Ну, долго же где-то загулял наш Саввушка… — вовсе не думая, что эти слова больно отзовутся в сердце дочери.
Отец и мать заснули очень быстро. Вера лежала с открытыми глазами. Где-то на кухне грызла забытую корочку мышь. А кошка, свернувшись калачиком поверх одеяла в ногах у Веры, мурлыкала, ничего не слыша. Почему-то невыносимо душно было в квартире. Вера сбросила с себя одеяло. Все равно подушка жгла как огнем. Она повернула ее другой стороной. Стало немного прохладнее. Но этого хватило ненадолго. Вера спустила ноги с кровати, села… Ну что это такое? Просто нечем дышать. Во двор выйти, что ли.
Она набросила на плечи платок и вышла на крылечко. Вот здесь хорошо! Какая теплая, тихая ночь. В такую ночь сидеть бы на скамейке, за оградой… Над крышами домов поднялась кособокая луна. Как она быстро убавилась! Давно ли Вера с Саввой ходили в гости к Мезенцевым? И тогда луна была огромная, круглая, казалось, что она с трудом поднимается на небо. Савва посмеялся тогда, сказал: «Ух ты, какая! Закатить бы такую к себе во двор…» А теперь и свету нет от нее, муть какая-то по двору разливается.
Вера подошла к заборчику, отделявшему двор от огорода. Заглянула через верх. Какая синяя при лунном свете капуста! Вот где прохлада… Вера просунула в щель заборчика руку, отломила большой, обрызганный росою лист и обомлела. Щелкнула щеколда калитки. Это же Савва возвращается! А она стоит босая, в рубашке и только с платком на плечах. Как не расслышала она его шагов? Перебежать двор теперь все равно не успеешь… Вера бросилась в сторону и оказалась в тени за углом дровяного сарайчика.
Отсюда виден был весь двор, вход в дом и калитка. Только бы Савва не закрыл за собой дверь на крючок. А то вот будет дело-то! Сразу постучишь — он и откроет… Нет, как же это? Ждать, когда он уснет, и постучать в окно, что возле постели матери? А вдруг проснется отец? Да если и мать? Как им все объяснить?
Савва вошел, заложил за собой калитку на клин, постоял, прислушиваясь и внимательно оглядывая двор, и направился… Веру охватила дрожь. Савва направился не к крыльцу, а к дровяному сарайчику… Боже мой, он ведь мог ее заметить там!.. И как же ему не стыдно!.. Она готова была закричать со страха. Но Савва прошел с другой стороны и остановился там, где была лестница. Что это? Он опять оглядывается и вслушивается… А вот теперь заскрипели ступеньки… Значит, он поднимается наверх. Зачем? Неужели, чтобы в доме не будить никого, он хочет там лечь спать? Вот он зашелестел вениками. Потом стал переставлять ящики из-под рассады. Чем-то стукнул коротко, резко. Вот теперь опять составляет ящики. Спускается вниз по лестнице… Вышел на освещенное пространство двора. Подходит к крыльцу. Потянул дверь без стука. Она открылась. Савва вошел в сени. Вера расслышала, как брякнул накинутый Саввой крючок…
Нет, ни за что сейчас она не постучится в дверь! Она дождется, когда Савва заснет…
И вдруг новая мысль пришла ей в голову: зачем на сарайчик лазил Савва? Что он там делал? Живет в доме, который ему все равно как родной, а тайком, ночью, как будто бы что-то прячет… И это было страшнее, чем мысль о том, что Савва полюбил другую. Только краденое прячут так…
Все равно… Теперь она должна знать правду до конца. И хорошо, что случай ей помог. А так бы казнилась да убивалась…
Вера взобралась по лестнице на сарайчик. Там, в глубине, за вениками, было совсем темно. Приятно пахло сухим березовым листом, и отдавало запахом смолки от новых драниц, которыми недавно отец зачинил крышу. Вера на ощупь сняла один ящик, другой, третий… Все легкие, пустые… Такие они были и утром, когда она здесь прибиралась… В пятом ящике что-то есть. Тяжелое… Вера сунула в ящик руку и ощутила холод металла. Какой-то инструмент! Что же это? Она никак не могла понять: что это такое, какой инструмент? Вынула из ящика и пошла с ним к свету. Голубой луч луны упал на гладкую, полированную поверхность металла. Револьвер! Только странный какой-то, плоский. Вера видела у жандармов не такие. Зачем у Саввы револьвер? На что он ему нужен? Осторожно, боясь, что он у нее сейчас выстрелит, Вера понесла его обратно. Пошарила еще рукой в ящике. Один, два, три… Еще три револьвера лежали в ящике… А это что? Вера догадалась: это пачки патронов. Осторожно составила она ящики на прежнее место, спустилась во двор. Задумалась, покусывая ноготь: зачем же это Савве столько оружия? И ей вспомнились недавно сказанные им слова в ответ на замечание матери, Что у царя войска много и оно всех перестреляет. Савва сказал тогда: «А будут стрелять — их тоже застрелить можно…» Вот, значит, к какому «товарищу» ходит Савва, вот зачем! Милый… Голубчик! Только почему же он ей не верит?
Вера дрожала. Или от холода, или оттого, что ей стало страшно от принесенного Саввой оружия, которое непременно будет в кого-нибудь стрелять… Она постучалась в дверь, забыв совсем, что хотела дождаться, когда уснет Савва. Услышала его строгий и слегка взволнованный голос: