12
У Василева были гости. За столом, накрытым для утреннего чая, сидели матерый уковский купчина с рыжими лохматыми бровями, исклеванный оспой, — Лука Харлампиевич Федоров и Густав Евгеньевич Маннберг — инженер, присланный министерством путей сообщения для окончательного уточнения трассы будущей железнодорожной магистрали, из остзейских немцев, мужчина средних лет, с красивыми черными усиками, торчащими кверху, как стрелки часов в положении «без десяти два».
Чай разливала Елена Александровна. На столе стояли холодные закуски и несколько бутылок вина. Беседа была деловая.
— Я вас прошу, господин инженер, проехать еще раз, — двигая широкими челюстями, говорил Федоров. — Да, еще раз. Я мало сведущ в таких постройках, но государственную пользу понимать способен. Ук — село богатое. Почему же его оставлять в стороне от железной дороги? Я прошу: разъясните.
— Видите ли, уважаемый Лука Харлампиевич, проложить полотно железной дороги в непосредственной близости от села Ук не позволяет рельеф местности. Нужно прорезать глубокие выемки, делать насыпи. Кроме того, этот вариант создает ненужную петлю, тогда как ближайшее направление — и, заметьте себе, подчеркиваю, самое удобное направление линии — от Разгона, севернее Ука, по берегу Уды на город Шиверск и дальше на село Худоеланское. Я понимаю и учитываю интересы села Ук, но, к сожалению, сделать ничего не могу. К тому же, Лука Харлампиевич, Ук очень близко от города, — кажется, сорок верст? Можно пользоваться шиверским вокзалом.
— Благодарствую! — разжевывая жирную ветчину, обиделся Федоров. — За сорок верст — благодарствую! Скажите, где будут станционные постройки: в городе или в слободе?
— Безусловно, в городе. Разрешите ознакомить, — Маннберг достал из кармана план окрестностей Шиверска с нанесенной схематически линией железной дороги. — Вот это город Шиверск. Он весь находится на правом берегу Уды. На левом расположена только тяготеющая к городу слобода, та самая, в которой мы пользуемся гостеприимством Ивана Максимовича, — Маннберг кивнул в его сторону — Правый берег — сухой, высокий, с плотным грунтом из материковых каменных пород, левый — низменный, болотистый. Площадка на правом берегу вполне достаточна для будущего развития города…
— Вознесенская гора не пустит, — утирая губы, заметил Федоров.
— Что вы! Шиверск будет развиваться ниже, к Коб-луку, к Стрелке. Здесь можно выстроить целый губернский город.
— Боком, — опять бросил Федоров.
Маннберг пожал плечами и уже коротко и безапелляционно заключил:
— Мост через Уду перекинем непосредственно выше впадения речки Мары. Затем дорога выйдет правым берегом Уды на Коблук — здесь и будет построен вокзал. Будьте любезны, прекрасная Елена Александровна, налить мне чашку вашего чудного чая. Благодарю вас, Елена Александровна, благодарю! — И, обращаясь только к ней, Маннберг простер в воздухе правую руку. — Вы любите красоту? Каким красивым будет этот новый город! По образцу Европы. Сибирский Шварцвальд! Лучший город в Сибири! Высоко над рекой. Справа и слева горные цепи отступили, словно нарочно, только для того, чтобы дать Шиверску место. Верхняя часть города прижимается к живописным обрывам Вознесенской горы, в нижней части, над рекой, блестят разноцветные огоньки семафоров, станционных построек. Шумно дышат паровозы. Перекликаются рожки стрелочников. Кругом зеленеют прекрасные хвойные леса. Поэзия! Что вы скажете, Елена Александровна?
— Да, красиво… Кушайте, пожалуйста, окорок. С горчицей хорошо. Горчица свежая.
— Да? Да… Благодарю вас.
— Выходит, значит, так, — с треском кромсая зубами сдобные сухарики, высказывал свои соображения Федоров, — ежели, к примеру, мне надо получать грузы, я должен гужом ехать сорок верст до города, переправляться карбасом через реку…
— Да ведь ездите же вы сейчас!
— Так на кой же мне ляд тогда ваша железная дорога! Прости меня, господи! — швырнул с досадой чайную ложку и встал из-за стола Федоров.
Василев схватил его за рукав.
— Постой, Лука. Мы люди маленькие. Нельзя же с каждым считаться.
— Тебе ладно. Ты в городе. Счастье в рот лезет.
— Мне кажется, вы напрасно волнуетесь, Лука Харлампиевич, — сказал Маннберг. — Купечество всегда сумеет добиться выгоды.
— Так не пойдет дорога через Ук?
— Не пойдет.
— Это, значит, окончательно? Отрезал — и кончено?
— Нельзя же менять направление всей железнодорожной трассы ради желаний и удобств одного человека! — раздраженно ответил Маннберг.
— Когда хотят — и не то еще делают, — насупившись, пробурчал Федоров.
— Ну вот, а я не хочу!
— И ладно. Делать мне больше здесь нечего. Спасибо, хозяева, за хлеб, за соль, — пошел к дверям Федоров, обтирая выступивший на лбу пот. — А может, господин инженер, — остановился он вдруг, — вас беспокоят лишние расходы, переделка планов или чего другого, так я могу…
— Нет, какая же переделка? Просто нет никаких оснований.
— А вы подумайте. Бывают ошибки и прочее…
Маннберг поднял брови: чего же, дескать, еще думать?
За дверью вскрикнула кошка, так отчаянно, что даже невозмутимая Елена Александровна вздрогнула, а Маннберг подскочил на стуле. Тотчас же раздался громовой бас:
— Ха-ха-ха! — Дверь распахнулась. — Ха-ха-ха! Сидит, умывается, ха-ха-ха! Думаю: как ты будешь умываться, если на хвост тебе наступлю, ха-ха-ха?! Ха-ха-ха! — Вошел дородный, наголо обритый мужчина. — Елена Александровна, здравствуйте! Иван Максимович, здравствуй! Здравствуй, Лука! — всем по очереди потряс руки вошедший. — С кем имею честь? — обратился он к Маннбергу.
— Маннберг Густав Евгеньевич, инженер.
— Приятно! Очень приятно! Городской голова Роман Захарович Баранов.
— Люся, распорядись, пожалуйста, подать прибор, — сказал Иван Максимович, придвигая к столу свободный стул. — Давно ли из Иркутска, Роман Захарович?
— А вчера. Только вчера. Дела твои в суде проверил — хороши. На днях жди решения. Был у губернатора.
— Ну и что?
— Да ничего. Во всем оказал содействие. Встречался с высокопреосвященным Василием. Привет тебе и супруге твоей передавал.
Иван Максимович наклонил голову.
Баранов повернулся к Маннбергу:
— Вы по какому делу, Густав Евгеньевич, пожаловали к нам?
— Вас ожидаю. Я командирован министерством путей сообщения. Изыскивал окончательный вариант железнодорожной трассы.
— Так, — испытующе посмотрел на него Баранов, словно что-то вспоминая. — И кто же строит ее? Какими средствами?
— Как кто? Казна. Государство.
— А кишка не тонка? В Иркутске ходят разговоры другие: собери под скребок все железо в России — недостанет, чтобы протянуть такую махину, — Баранов так и ел глазами Маннберга. — На поклон к загранице пойти придется. А? Кому там за железо кланяться?
— Ерунда! — побагровел Маннберг, чувствуя на себе тяжесть взгляда Баранова. — Неуместные разговоры! Хватит в Россия железа.
— А мне припоминается: вроде твою фамилию называли в Иркутске. В докладе государю записана. Там, где за чужим железом на коленочках ползти советуется. А? Часом, с заграничными фирмами ты не связанный?
— Шутить изволите!
— Шутить, говоришь? — повертываясь и ловчее примащиваясь к столу, промолвил Баранов. — Не люблю всяких финтильщиков. Что есть — то есть. Стой твердо! — И, распластывая жареного гуся, спросил: — Ну, ладно. Значит, железа хватит, а вашего брата, как? Инженеров? Тоже приглашать заграничных?
— Не обладаю необходимыми сведениями, чтобы вам точно ответить… — замялся Маннберг.