И ещё меня никто не освобождал от работы на полях или строительстве хижин для соседей (помощь односельчанам считалась в Бон-Хо вещью само собой разумеющейся).
И что я имею в итоге после года напряжённого труда?
В активе – заметный прогресс в овладении местным языком: бегло говорю, практически всё понимаю и даже умудряюсь иногда мрачно шутить. Как-никак лучший способ выучить язык – общение с его носителями, а в процессе совместного труда общаться приходится много. Из технологического прогрессирования – сооружение коряво работающих мехов, получение древесного угля, дёгтя (из него можно получить метиловый спирт, ацетон, уксусную кислоту, что ещё?), внедрение нового строительного материала – обожжённых кирпичей. Мучений с ними было немало – если бы не упорство Понапе, фиг чего получилось бы вообще. А так – получилось… Хреново вообще-то получилось – аналог местной глиняной посуды, боящейся воды, только в виде параллелепипеда (раза в три больше привычных мне земных кирпичей) и худшего качества – кирпич и есть кирпич.
Но Понапе был в полном восторге. Раньше гончарные печи практически не подлежали ремонту: они лепились из той же глины почти так же, как и посуда, и через некоторое количество циклов использования приходили в негодность, трескаясь и разваливаясь, и от этой спёкшейся кучи больше никакого проку не было – разве что часть прокалённой глины Понапе, измельчив в пыль, добавлял в материал для новых чашек и кружек. Сейчас же, как только состояние печи становилось угрожающим, мы могли бо́льшую её часть пустить на строительство новой. Приходилось доделывать несколько рассыпавшихся и пришедших в негодность блоков-кирпичей и изготавливать новые колосники.
С колосниками Понапе опять же уел меня. В печах «по-старому» их вылепляли так: доведя стенки печки до определённого уровня, клали сверху несколько толстых палок, пространство между которыми заполнялось той же глиной. После подсыхания строительной массы деревяшки вытаскивали и получали каналы-воздуховоды, создававшие неплохую тягу. Когда мы стали переходить к блочному сооружению печных стен, я думал, что колосники-то можно делать как прежде. Но начальник решил распространить новый принцип и на них тоже. Единственное, что я мог предложить, – это попробовать сделать вместо двух-трёх отверстий штук десять – как в знакомых мне чугунных колосниках. Десяти, правда, не получилось, но пять-шесть каналов мы сделать сумели. Единственным недостатком была необходимость руками осторожно устанавливать глиняную плиту весом больше центнера. После того, как мы вчетвером (я, Понапе и молодые обалдуи) один колосник угробили, едва не обеспечив главному гончару инвалидность и по здоровой ноге, моё предложение делать сей девайс из двух частей приняли на ура.
Ещё бы сделать третий, нижний отсек – вроде поддувала привычных мне печек, а то Понапе иногда начинал психовать, когда ветер, под преобладающее направление которого всё устраивалось, вдруг стихал или, что хуже, менял направление, из-за чего обжиг приходилось зачастую прекращать. Так что меха мои годились и для таких случаев тоже.
Негусто с успехами: в фантастических книгах попавшие к дикарям герои ударными темпами организовывали производство огнестрельного оружия и совершали промышленный переворот…
В пассиве, кроме затраченных усилий и времени да многочисленных ожогов, – неудачи со стеклом и по-прежнему непонятки с тем, куда же меня всё-таки занесло.
Познания мои об окружающем мире, конечно, сильно расширились. Теперь я знал, что Бон-Хо – это одно из восьми селений племени бонхо, область называлась также – Бонхо, но слитно. Текущая с севера на юг река, воды которой и использовались чаще всего для орошения полей, как я говорил, именовалась Боо. Вся эта область, в общем-то, представляла собой полосу вдоль реки от её устья на морском побережье до спадания с гор, расширившись до пятнадцати–двадцати километров. Протяжённость Бонхо в северном направлении до границы с Сонавом оставалась не совсем ясной, но, если я правильно истолковал слова Понапе, не превышала сорока километров. Бонхо, в свою очередь, находится на острове, который незамысловато называется Пеу – то есть остров.