Ещё бы сделать третий нижний отсек — вроде поддувала привычных мне печек: а то Понапе иногда начинал психовать, когда ветер, под преобладающее направление которого всё устраивалось, вдруг стихал или, что хуже, менял направление, из-за чего обжиг приходилось зачастую прекращать. Так что меха мои годились и для таких случаев тоже.
Не густо с успехами: в фантастических книгах попавшие к дикарям герои ударными темпами организовывали производство огнестрельного оружия и совершали промышленный переворот.
В — пассиве кроме затраченных усилий и времени да многочисленных ожогов, — неудачи со стеклом, да по-прежнему непонятки с тем, куда же всё-таки меня занесло.
То есть, познания мои об окружающем мире, конечно, сильно расширились. Теперь я знал, что Бон-Хо — это одно из восьми селений племени бонко, область называлась также — Бонко. Текущая с севера на юг река, воды которой и использовались чаще всего для орошения полей, именовалась Бо или Боо. Вся эта область, в общем-то, представляла собой полосу не шире десяти километров вдоль реки — на морском побережье расширяясь километров до пятнадцати или двадцати. Протяженность Бонко в северном направлении, до границы с Сонавом, оставалась не совсем ясной, но, если я правильно истолковал слова Понапе, не превышала сорока километров. Бонко в свою очередь находится на острове, который незамысловато называется Пеу — то есть остров.
Жило в Бонко также своими деревнями племя суне, занимавшее подчинённое по отношению к бонко положение. Как я понял из преданий и рассказов стариков, давным-давно пришельцы-бонко завоевали землю предков суне, отобрали часть их земель и заставили платить дань. Каждое бонкийское селение имело от одного до трёх сунийских, обитателям которых приходилось поставлять хозяевам определённый набор продуктов и ремесленных изделий.
Всё многообразие племён Пеу говорит не то на родственных языках, не то на диалектах одного языка — так что понимать друг друга они все понимают. Племён же много: кроме бонко, суне и сонава есть ещё рана и сувана на востоке, а также текоке, тесу, талу, хоне, вэе, ласу, тинса, ванка и другие на западе. Весь остров, при желании (и если никто не проломит голову чужаку), можно обойти за несколько недель.
Но место этого острова на местном глобусе оставалось загадкой. В южном полушарии (если, конечно, солнце встаёт на востоке). Довольно близко к экватору — поскольку за всё время я не припомню, чтобы хоть раз было холоднее двадцати с хвостиком. В океане. И на этом всё. Где находится этот океан, какие другие острова и земли есть ещё в этом мире — на все эти вопросы никто ответа дать не мог.
За плетёным пологом, заменяющим дверь в жилищах папуасов, послышался шум, выведший меня из полудремотного состояния. Через мгновенье в хижину ворвалась Алка, она же Алиу, она же — полстраницы местной отборной ругани, когда Понапе был не в духе.
И принялась тараторить обо всём на свете. Что бы я делал без этого агентства местных новостей. Не знал бы, наверное, ничего, кроме гончарных печей.
Буквально за минуту я узнал, что староста побил свою вторую жену, которая, впрочем, успела поставить ему ответный фингал и убежать к родне в соседнюю деревню. Свита нашего сельского босса хранила в этом конфликте нейтралитет.
Что у толстого Боре свинья принесла целых двенадцать поросят — кстати, можно обменять одного из них, когда подрастёт на новые не размокающие в воде чашки, которые мы (т. е. я, Алиу и Понапе) научились делать, всего одну чашку за поросёнка, она уже узнавала. А загон сделать можно рядом с твоей хижиной, Ралинга. Места хватает. Заметив проявление недовольства на моём лице, моя подруга сменила тему.
Я и сам не знал, что думать о наших отношениях. Наши чисто рабочие отношения также чисто в рабочем порядке перешли в горизонтально-циновочную (точнее коленно-локтевую, поскольку позиции, именуемой миссионерской, туземцы, ха-ха-ха, не знают, хотя, нет, уже — «не знали») фазу. В общем-то, у местных в порядке вещей и секс до брака, и даже длительное сожительство до свадьбы. Меня самого такая личная жизнь пока более-менее устраивала: и ночь есть с кем провести, и поесть приготовит (кулинарные технологии каменного века мне самому как-то туго давались — так что после переселения из Мужского дома и до Алкиного появления под крышей моего жилища частенько приходилось довольствоваться то полусырой, то сгоревшей едой), и поговорить можно на интересные мне темы. Но узаконивание наших отношений несколько пугало меня. Главным образом из-за местных понятий о родне, согласно которым, женись я на Алке по официальным папуасским правилам и обрядам, все её родные и прочие братья, сёстры, дядьки-тётки, племянники могут припереться в любое время ко мне в гости и на полную катушку пользоваться моим гостеприимством, а если плохо встречу, то есть стол будет скудным — ещё и жадным жлобом ославят. Наслышан о подобных особенностях родственных отношений. Тивори, один из двух оболтусов, делающих вид, что учатся гончарному делу у Понапе, постоянно, появляясь после выходны…, тьфу ты, двух-трёхдневной отлучки, жаловался на скупую родню: типа придёшь в гости повеселиться, в общем, пожрать — а тебе вместо свинины под специями — печёного баки (смешно, но в таком контексте упоминание этого слегка вытянутого корнеплода у моих папуасов имеет то же значение, что и «хрен тебе» у русских). Да и вмешательства в семейную жизнь со стороны потенциальной родни, которой тут полдеревни, тоже чего-то не хочется. Так-то родственники Алиу могут вмешаться, только если бы я её побил. А в случае официальной регистрации отношений у нашего шамана — сразу бы нашлось немало желающих поучить жизни молодожёнов. Потому меня вполне устраивало нынешнее состояние, когда Алка делила время между моей полухолостяцкой хижиной и жилищем своего многочисленного семейства.
Вот и сейчас, столкнувшись в очередной раз с моим неприятием её попыток обустроить совместный быт, моя подруга перешла к своим семейным радостям и горестям. Вторых было больше. Например, умер после недели жара и поноса с рвотой двоюродный брат Алки, спокойный карапуз, ещё не удостоившийся имени. Я помрачнел ещё больше. Она, заметив это, съёжилась и готова была забиться в угол.
— Плохо — сказал я — Когда дети умирают.
— Плохо — согласилась Алиу, обрадованная тем, что оказывается, я не на неё за что-то осерчал, а огорчился из-за гибели мелкого. Ну да: малолетний кузен ещё и имени не получил, да и вообще — умер уже, а Ралинга — коллега по работе и просто хороший человек (настолько хороший, что даже затрещины не отвесит, когда злится).
— Ралинга — произнесла она после недолгого молчания — Староста говорит, что надо кому-то идти в Мужской дом.
— Зачем?
— Учить делать посуду.
Понятно, значит, мастер-класс по керамике показывать молодым павианам (иначе я обитателей Мужского дома про себя и не называл). И этим «кто-то» буду я. Алка отпадает, потому как женщин тамошня публика воспринимает только как нечто, что можно трахнуть. Исключение делалось лишь для нескольких старух, не имеющих в глазах страдающих сперматоксикозом подростков сексуальной привлекательности в силу возраста и склочности характера. И которые поэтому могли безбоязненно преподавать молодняку те или иные премудрости.
Невысокий и щуплый Понапе, чья хромота служила предметом насмешек со стороны небитых жизнью молодых дебилоидов, тоже не годился на роль учителя столь сложной с точки зрения педагогики аудитории. Так что оставался я. Моё сонайское происхождение и массогабаритные характеристики, превышающие туземные, позволяли надеяться, что я буду пользоваться авторитетом, достаточным для поддержания дисциплины на должном уровне. Удобная палка, вырезанная полгода назад, стоит в углу: пусть я со своими метром семьдесят шесть заметно крупнее большинства местных, а мое тело в неплохой физической форме благодаря постоянному пешему передвижению (от хижины до гончарных печей с полкилометра будет точно, плюс походы за сырьём и минералогические экспедиции), работе в поле и вымешиванию глины вручную, но всё-таки неплохо подкрепить всё это дрыном — непременным спутником каменно-векового педагога.
— А почему нужно идти в Мужской дом? — для порядка спросил я — Пусть сами приходят к печам.