— Ножки бы надо зацементить, — справедливо заметил дед. — Как начнёт чертовать эта… эта… — не найдя подходящего слова, он скомкал конец предложения, — и уйдёт у тебя уровень.
— Та! — Петр Васильевич с ожесточением плюнул и принялся ополаскивать руки в бочке с водой, — Как все одно чувствовал! Ну, не лежала душа заниматься сегодня формовкой. И попалась мне на глаза эта резина! Только раствор загубил… ой, ё-ё-ё…
Я в это время осматривал конструкцию агрегата, поэтому и не понял, что там произошло. Когда обернулся, дядька Петро прыгал на левой ноге. Пнул, наверно, в сердцах, какой-нибудь камень, да не рассчитал силу удара. Как говорит бабушка, «и смех, и грех».
Когда его взгляд снова обрёл способность видеть и понимать, он несколько раз замысловато выругался и сдавленно произнёс, обращаясь конкретно ко мне:
— Слышь, Кулибин, шёл бы ты… в огород, клубнику щипать!
И как догадался, что я чуть не заржал?
Дед тоже покачал головой и взглянул на меня с осуждением.
Из монолога Петра Васильевича я не пропустил только начало. За тыльной стеной сарая всё хорошо слышно, а клубничная грядка была у него именно там. Пока я её искал, хозяин двора успокоился и стал говорить более связно, без матюков.
Как я понял, первая партия получилась у него на ура. «Две штуки всего-то забраковал». И то потому, что «не стал дожидаться, когда тротуарная плитка окончательно высохнет и разобрал опалубку».
— Глянул я на неё, Степан Александрович, нет праздника на душе. Такое оно серое и невзрачное! Какой идиот будет тебе за укладку платить, если дешевле забетонировать двор? Рисунок какой пустить по лицевой стороне? Тут-то мне на глаза и попался диэлектрический коврик. А что если, думаю, положить на него поддон? Как будет смотреться плитка с полосками поперёк?
Дед что-то спросил. Так тихо, что я не расслышал.
— Нет, — перебил Петро, — почему зря? Это дело хорошее, перспективное. Только день сегодня не мой. Включил агрегат, глядь, опалубку из раствора стало выдавливать! Надо, думаю, взять что-нибудь большое, тяжёлое да сверху её придавить. Вышел во двор — участковый в калитку стучит. «Подворный обход, тащи домовую книгу». А у меня этим делом дочка всегда заведовала. В общем, от сих до сих, сорок минут прошло. Так замотался, что плитка из памяти вон. Кинулся — опалубка на полу, раствор уже наполовину схватился. Куда его? В тачку, да на дорогу…
— Ну как там студентка твоя?
— Младшая-то? — Голос Петра Васильевича размяк, потеплел. — В стройотряде сейчас. Пишет что трудно. Это ей-то, Степан Александрович, трудно, а городским?
— Научат, коль есть в кого. А я завтра свою еду встречать.
— Радость в доме.
Мужики загремели спичками, сосчитали тучки на небе, перешли к прогнозу погоды. Самое время выходить на свободу. Торчать в огороде мне, честное слово, поднадоело. Клубника уже начала отходить. Перелопатил всю грядку, а ни одной крупной ягоды не нашёл.
— Вот и Кулибин! — обрадовался Петро так искренне, что я даже малость смутился. — Ты, Сашка, зла на меня не держи. Ну, наорал. Привыкай, дело житейское. Без крепкого слова и работа не спорится.
Я запрокинул голову и посмотрел ему прямо в глаза.
— Вы тоже меня простите за то, что хотел засмеяться…
Дед одобрительно крякнул:
— Вот это по-нашему!
— К столу не зову, не до меня вам, — замысловато попрощался хозяин. — Вопросы есть? Вопросов нет. Извиняйте, что не вовремя пригласил.
— И пра. В лавку за керосином надо успеть. И у тебя дела…
— Как сажа бела, — засмеялся Петро.
Твою же дивизию! — чуть не подпрыгнул я, и выпалил скороговоркой:
— Нужно печную сажу в раствор добавлять!
Ладони, сцепившиеся в рукопожатии, дрогнули и распались. Изумлённые мужики дружно расселись по своим чурбачкам.
— А я тебе что говорил? — наконец, разродился Петро, — молодые мозги, оборотистые…
После ужина бабушка достала из-под перины свой кошелёк, вытряхнула наличность на стол. Дед тоже наведался в карман пиджака, внёс свою лепту. Финансовая мобилизация случалась в семье считанные разы, ввиду непредвиденных обстоятельств. То, что мать привезёт какие-то деньги, в расчёт не бралось. Старики привыкли рассчитывать на себя. И надо было быть последним жлобом, чтобы заначить найденный на дороге рубль.
Мучимый угрызениями совести, я прошёл в свою комнату. Там ещё пахло свежей покраской. Капелька на стекле хоть и покрылась морщинистой пленкой, но конкретно испачкала палец.
— Огурчики надо купить. Надя их очень любит, — доносилось из кухни.