- Сколько будет семью восемь?
- Сорок восемь! - отчеканил Витька на автомате, и покраснел. - Ой, нет, погоди, сейчас посчитаю...
Он думал, что я засмеюсь и приготовился психануть. А мне просто стало грустно. Таблицы умножения мой маленький друг не знал и очень стыдился в этом признаться. Я обнял его за плечи.
- Спасибо тебе, корефан, что не соврал.
- Так научишь? - Витька смотрел на меня исподлобья, ожидая подвоха.
- Без базара! - Я чиркнул, для верности, ногтем большого пальца по верхним зубам. - Завтра же и начнем. Только сначала ты мне расскажешь все, что ты знаешь про умножение на один.
- На один?! Ха! Да я хоть сейчас могу!
- Нет, завтра. Послезавтра расскажешь на два, ну, и так далее. Спрашивать буду вразброс. Если не выучишь, тренировки не будет.
- Какой-то ты Сашка стал не такой, - возмутился Витек, - вредный, как мой пахан. Ну, где я тебе найду эту таблицу? Тот учебник давно уже в печке сгорел.
Я достал из портфеля чистую тетрадь в клеточку, ткнул пальцем в последнюю страницу обложки:
- А это тебе что?
Витька долго и основательно следил за моим пальцем. Наконец, разродился своей знаменитой фразой, почерпнутой им у отца:
- Крову мать!
На том мы и разошлись. Перед тем, как войти во двор, я немного еще посидел у калитки, послушал, как лает Мухтар. На смоле у сторожки жгли грязную паклю, просквозил на своем газончике дядька Ванька Погребняков. И все. На улице было пусто.
Жара. Пацаны, наверное, все на речке.
Погода моего детства радовала теплом. Без рукотворного Кубанского моря климат был совершенно другой. Купальный сезон у нас, пацанов, начинался в конце зимы. Февральские окна - это десять дней полноценного лета. Глубокие рытвины на разбитой грунтовке, которую бабушка называла не иначе, как «прохвиль» наполнялись талой водой. Под солнечными лучами они исходили паром. В субботу и воскресенье у лесовозов был выходной, и вода в колее отстаивалась до нормальной прозрачности. Для мелюзги самое то! В самых глубоких местах можно было даже нырять.
А больше по этой дороге никто не ездил. Частных машин на нашем краю было всего две: убитая «инвалидка» безногого дядьки Мишки и невыездной «Москвич» дядьки Сашки Баранникова по кличке «Синьор Помидор». Это было не средство передвижения, а, скорее, предмет роскоши. Помидор являл его миру лишь в погожие летние дни. Естественно, все пацаны сбегались взглянуть на этот спектакль.
Хозяин открывал кирпичный гараж. Выкатывал на руках свою дорогую игрушку. Приближаться не позволял, а уж руками трогать - ни-ни! Потом Помидор доставал из салона чистые тапочки. Переобувшись, садился за руль и заводил двигатель. Некоторое время погазовав, он проделывал то же самое, но уже в обратном порядке. Дядька Ванька Погребняков называл этот процесс «боевым проворачиванием механизмов».
К началу марта высыхала дорога. Приходили машины с гравием, грейдеры, трактора. Ровняли, закапывали, утаптывали. Но купальный сезон продолжался. Прогревались мелководные притоки нашей горной реки. Все глубинки на ней мы знали наперечет. У каждой было свое название: «Тарыкина», «Лушкина», «Застав»...
К старому новому дому я быстро привык. Не глядя, кинул портфель на штатное место. За окном, на меже, дед ремонтировал летнюю печку. Баба Лена в огороде полола свеклу. На столе, укутанные в тряпье, хранили тепло кастрюли с едой.
После сладкого есть не хотелось. Поэтому сразу пошел с докладом, прихватив по дороге, оба пустых ведра.
- Что получил?
Традиционный вопрос. Дед всегда его задавал, если сам не успеешь гаркнуть с порога: «Четыре, четыре, пять!» Сегодня пришлось оправдываться:
- Не спрашивали. Да у нас всего два урока и было. Потом все ходили с Колькой прощаться.
- И где же ты столько блукал?
- С пацаном одним подрались. Один на один.
- В школу не вызовут?
- Нет.
- Ну, добре! Иди уроки учи. Да не забудь переодеться.
Ох, и нудное это дело! Но такова жизнь. За все на свете нужно платить. Даже за счастье.
Набирая воду, заметил на дне колодца четыре пустых ведра. Взял на заметку.
Уроки я всегда делал под радио. Телевизор мы купим нескоро. Посторонние звуки мне, в принципе, не мешали. Наоборот, грамотный русский язык дисциплинировал речь. Если нужно что-нибудь выучить наизусть, можно всегда выйти во двор. Бывало, скрипишь перышком, кладешь на бумагу какое-нибудь скучное упражнение, а в уши тебе «Театр у микрофона», «КОАП», или, того лучше, «Клуб знаменитых капитанов». Всегда, с предвкушением, я ожидал вечера четверга, когда выходили в эфир юнга Захар Загадкин и корабельный кок Антон Камбузов в интереснейшей передаче «Путешествие по любимой Родине». А больше всего не любил «Пионерскую зорьку». Если я слышал ее позывные, значит, проспал. И в школу придется не идти, а бежать.