— Что ты! Что ты!.. Ты только пойми, сынок, хлеб — не просто еда… А ты его на пол…
Я больше никогда не буду! — прошептал я.
— Я. знаю, — сказал папа.
Мы стояли у окна. Наш большой Ленинград, засыпанный снегом, светился огнями и был таким красивым…
— Папа, ты завтра, когда в садик придешь, про хлеб расскажи. Всем ребятам расскажи, даже Гришке…
— Хорошо, — сказал папа, — приду и расскажу.
С. ВАНГЕЛИ
** ПОДСНЕЖНИКИ
Однажды Гугуцэ наш семь копеек. Не больше и не меньше. Опустил он монетки в самый глубокий карман, три дня туда не залезал; вдруг рядом с прежними новые монетки заведутся? Но в кармане, кроме гвоздя, ничего нового не обнаружилось. Сестренка сказала, что в ее кармане деньги сами не заводятся…
Приближался день, какой бывает раз в году. Когда все мужчины всем женщинам делают подарки.
Гугуцэ первым из мужчин своего села явился в магазин.
По дороге он надумал купить маме машину. Возить маму на базар будет, конечно, он, Гугуцэ.
Потирая руки, вошел мальчик в магазин.
Но не нашел она чего хотел.
В машинах, которые там продавались, не помещался даже сам Гугуцэ, не говоря уже о маме.
Видя такое дело, купил Гугуцэ пуговицу.
Теперь у него оставалось три копейки. Надо бы к пуговице платье, прикупить. И не какое-нибудь, а голубое. Но голубого платья в продаже не было.
Может, взять вон те туфли на высоких каблуках?
Гугуцэ чуть не попросил их у продавщицы, да не знал какой размер ему купить.
Пошел он домой, стал дожидаться вечера, когда мама спать ляжет. А чтобы она быстрее уснула, Гугуцэ стал рассказывать ей сказку про царевну.
Мама уснула на середине, и другая половина сказки осталась в голове у Гугуцэ. Что ж, пусть царевна подождет своего Фэт — Фрумоса до следующего раза.
Гугуцэ было не до них.
На цыпочках вышел он из спальни и вернулся с ниткою в руках. Приложил он нитку к маминой ноге, и тут у мамы рука шевельнулась. Взял Гугуцэ мамину руку в ладошку, начал ее покачивать:
От этой песенки рука сразу уснула.
Смерил Гугуцэ мамины ступни, лег в постель, а нитку под подушку спрятал.
Утром Гугуцэ первым делом побежал в магазин. Ко всем туфлям нитку приложил, выбрал самые лучшие. Но, узнав, сколько они стоят, почесал за правым ухом, вынул три копейки, пересчитал, почесал за левым ухом, поставил туфли на прилавок, и пошел прочь.
Будь вы в тех краях, вы бы увидел и, как вышел Гугуцэ из села, как шагал он по дороге, как скрылась за холмом его остроконечная шапка и долго не показывалась. А потом вы бы увидели, как он обратно спускался с холма, неся охапку подснежников. Ботинки у него разленились, ногам идти мешали, шапка так устала, что качалась на голове. Но Гугуцэ был куда сильнее, чем несчастные ботинки и шапка. Он принес подснежники прямо в магазин. Самый большой букет подарил продавщице, остальные всем, кто был в магазине.
Люди первый раз в этом году увидели подснежники. Все очень хвалили Гугуцэ, а продавщица даже погладила его шапку, хотя шапка была совершенно ни при чем.
Тут Гугуцэ на глазах у продавщицы вынул три копейки, три раза пересчитал их, посмотрел на туфли, вздохнул. Но продавщица ни о чем не догадалась.
Солнце садилось, собирались белые облака, а у Гугуцэ не было подарка для мамы.
«Ничего, успокаивал он себя. — Утром встану чуть свет, наберу подснежников».
Но под вечер закружились за окном такие большие снежные хлопья, каких Гугуцэ еще и не видывал. Небо потемнело, холмы побелели, а мальчик уснул. Мама нашла его, спящего, у окна. В руке он держал три копейки и пуговицу.
Чудесную пуговицу.
Как раз такую, какая была маме очень нужна.
Э. ШИМ
СОЛНЕЧНАЯ КАПЛЯ
«Дон!..»
«Динь!..»
«День!..»
С крыш, с прозрачных сосулек падают вниз капли.
Они вспыхивают под солнцам, переливаются красными, синими, желтыми огоньками.
Кажется, что не холодная вода капает, а летят горячие солнечные брызги.
Воробьи искупались в этих брызгах и затрещали, заголосили по-весеннему радостно.
Белый петух напился из солнечной лужицы — тряхнул гребнем, крыльями зачертил, как лесной забияка тетерев.
Я выбежал из дому, и капля упала мне на лицо. Хотел я вытереть глаз — и вдруг замер. На какой-то миг, пока я смотрел сквозь каплю, все кругом изменилось: засияло, засверкало, затрепетало радужными огнями…