— Баба-Яга — Костяная нога! Ивашечку Малашечка домой несет!
Тут Баба-Яга расходилась, раскричалась:
— Ах вы дармоеды! За что я вас кормлю?! Подайте мне Ивашечку!
Полетели гуси вдогонку. Летят, друг с дружкой перекликаются…
Заслышала Малашечка гусиный крик, подбежала к молочной реке, кисельным берегам, низенько ей поклонилась и говорит:
— Матушка-река! Прости меня, схорони нас от диких гусей!
— Ну, теперь отведаешь моего киселька с молоком?
Усталая, голодная Малашечка в охотку поела простого овсяного киселька, а потом припала к реке и всласть напилась молоком.
— Так-то вас, привередниц, голодом учить и надо, говорит река. — Садитесь ужо под бережок, укрою я вас.
Села Малашечка с Ивашечкой под крутой бережок; прикрыла их река зеленым тростником.
Гуси налетели, покрутились над рекой, поискали брата с сестрой, поискали, да так ни с чем и воротились к Бабе-Яге.
Рассердилась, раскричалась Яга пуще прежнего:
— Подайте мне сюда сестру с братом! Летите вдогонку, а не то я с вами самими разделаюсь! Без детей не возвращайтесь!
Вот гуси снова вдогонку за детьми летят. Летят да меж собой перекликаются.
Заслышала Малашечка гусей, пуще прежнего побежала. Подбежала она к дикой яблоньке и просит:
— Матушка зеленая яблонька! Схорони ты нас, укрой от беды неминучей, от злых гусей!
А яблоня ей в ответ:
— А не побрезгуешь моим кислым яблочком?
Нечего делать, принялась девочка-привередница дикое яблочко есть, и показался дичок голодной Малаше слаще наливного садового яблочка.
А кудрявая яблонька смотрит, посмеивается:
— Вот так-то вас, причудниц, учить надо! Давеча не хотела и в рот взять, а теперь ешь над горсточкой, крошки бережешь!
Обняла яблонька ветвями брата с сестрой и посадила их в середочку, в самую густую листву.
Подлетели гуси, осмотрели яблоню нет никого! Полетали еще туда, сюда да с тем к Бабе-Яге и вернулись.
Как завидела она их порожнем, закричала, затопала, завопила на весь лес:
— Вот я вас, трутней! Вот я вас, дармоедов! Все перышки ощиплю, на ветер пущу, самих живьем проглочу!
Испугались гуси, полетели назад за Ивашечкой и Малашечкой. Летят да жалобно друг с дружкой, передний с задним, перекликаются: «Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту?»
Стемнело в поле, ничего не видно, негде и спрятаться, а дикие гуси все ближе и ближе; а у Малашечки ножки, ручки устали — еле плетется.
Вот видит она — в поле та печь стоит, что ее ржаным хлебом потчевала. Она к печи:
— Матушка печь, укрой меня с братом от Бабы-Яги!
— То-то, девочка, слушаться бы тебе отца-матери, в лес не ходить, брата не брать; седеть дома да есть то, что и отец с матерью едят! А то «вареного не хочу, печеного не ем, а жареного и на дух не надо!»
Вот Малашечка стала печь упрашивать, умаливать: вперед-де таково не буду!
— Ну, посмотрю я. Поешь-ка пока моего ржаного хлебца!
С радостью схватила его Малашечка и ну есть да братца кормить! «Такого-то хлеба я отроду не видала, говорит, — словно пряник-коврижка!»
А печка, смеючисъ, говорит:
— Голодному и ржаной хлеб за пряник идет, а сытому к коврижка вяземская несладка! Ну, полезайте теперь в устье, да заслонитесь за слоном.
Вот Малашечка с Ивашечкой скоренько сели в печь, затворились заслоном, сидят и слушают, как гуси все ближе подлетают, жалобно друг дружку спрашивают:
— Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту?
Вот полетали они вокруг печки. Не найдя Малашечки, опустились на землю и стали промеж себя говорить: что им теперь делать? Домой возвращаться нельзя: Яга их живьем съест. Здесь остаться тоже нельзя — она их и тут достанет!
— Разве вот что, братья, — сказал передовой вожак, — вернемся-ка мы в теплые земли, туда Бабе-Яге доступа нет!
Гуси согласились, снялись с земли и полетели далеко-далеко, за синие моря.
Отдохнувши, Малашечка схватила братца и побежала домой, а дома отец с матерью все село исходили, каждого встречного-поперечного о детях спрашивали; никто ничего не знает, лишь только пастух сказывал, что ребята в лесу играли.
Побрели отец с матерью в лес да подле села на Малашечку с Ивашечкой и наткнулись. Тут Малашечка во всем отцу с матерью повинилась, про все рассказала и обещала вперед слушаться, не перечить, не привередничать, а есть все то, что и другие едят.