Царь же со всеми своими татарами пошел по Литовской земле, мимо Мценска, Любутска и Одоева и, дойдя, стал у Воротынска, ожидая помощи от короля. Король же ни сам не пошел к нему, ни помощи не прислал, потому что у него были свои дела: в это время Менгли-Гирей, царь Перекопский, воевал Волынскую землю, служа великому князю. Ахмат пришел к Угре со всеми силами, думая перейти реку. Пришли татары и начали стрелять в наших, а наши по ним. Некоторые пришли на князя Андрея, некоторые в большом числе против великого князя, а иные стали неожиданно наступать на воевод. Наши побили многих стрелами и пищалями, а их стрелы падали между нашими людьми и никого не ранили. И отбили татар от берега. И много дней татары начинали наступать с боем и ничего не могли. Ждали, когда станет река: тогда были большие морозы, и река начала становиться. Были в страхе и те и другие; одни других боялись. Пришли тогда из Великих Лук к великому князю на помощь в Кременец и братья его, князь Андрей и князь Борис, великий же князь принял их с любовью. Когда стала река, тогда великий князь повелел сыну своему великому князю Ивану, брату своему князю Андрею и всем воеводам своим со всеми силами идти к нему в Кременец; великий князь боялся татарского наступления, что, собравшись, они вступят в бой с врагами…
Когда наши отступили от берега, тогда побежали, одержимые страхом, и татары, думая, что Русь уступила им берег, чтобы с ними биться. И наши, думая, что татары вслед за ними перешли реку, за татарами не гнались, а пришли в Кременец. Великий же князь с сыном, братьями и всеми воеводами пошел к Боровску, говоря: «Дадим бой на тамошних полях». -Он слушал злых людей сребролюбцев, богатых и брюхатых, предателей христианских, угождающих бусурманам, которые советовали бежать, говоря: «не смей [не моги] стать с ними [татарами] на бой!» Сам дьявол говорил их устами, тот, который в древности, войдя в змея, соблазнил Адама и Еву. И ужас напал на великого князя, и он решил бежать от берега, а свою великую княгиню, римлянку, и с нею казну послал на Белоозеро. А его мать, великая княгиня, не захотела бежать, но пожелала сидеть в осаде. А с великою княгинею и казною великий князь послал Василия Борисовича, Андрея Михайловича Плещеева и дьяка Василия Долматова и думал — если будет божий гнев, царь переправится на эту сторону Оки и возьмет Москву, бежать им к океану морю. А в Москве оставил князя Ивана Юрьевича да дьяка Василия Мамы-рева. Да сидел [в осаде] здесь же владыка Ростовский Вассиан. Услышав, что великий князь хочет бежать от берега, он написал к великому князю на берег грамоту…
Но великий князь не послушал письма владыки Вассиана, но слушал своих советников — Ивана Васильевича Ощеру, своего боярина, и Григория Андреевича Мамону, мать которого князь Иван Андреевич Можайский сжег за волшебство. Это были богатые бояре, которые не советовали великому князю стоять против татар за христианство и биться, но советовали бежать прочь, а христиан предать… Те же бояре говорили великому князю, увеличивая его страх тем, что напоминали о бое его отца с татарами под Суздалем, как его взяли татары и победили, напоминали также о том, что, когда приходил Тохтамыш, великий князь Дмитрий Иванович бежал в Кострому, а не сражался с царем. И, повинуясь их мысли и совету, великий князь, оставив всю [военную] силу у Оки на берегу, сам приказал сжечь городок Каширу и побежал в Москву. А князя великого Ивана Ивановича оставил там же, у Оки, и оставил с ним князя Данила Холмского с приказом, как только он сам придет в Москву и пришлет к нему, чтобы он тотчас с сыном [Иваном Ивановичем] ехал к нему.
Сам же великий князь поехал к городу Москве и с ним князь Федор Палецкий. Когда они были в посаде города Москвы, горожане, которые носили свои пожитки в город, собираясь сесть в осаду, увидели великого князя и опечалились. С печалью стали они говорить великому князю и жаловаться: «когда ты, государь великий князь, княжишь над нами в покойное и тихое время, ты много берешь с нас понапрасну поборов, а теперь сам разгневал царя, не платил ему дани, и выдаешь нас царю и татарам». Когда великий князь приехал в город Москву, его встретил митрополит и вместе с ним владыка Ростовский Вассиан. И владыка Вассиан начал зло говорить великому князю. Называя его бегуном, он так говорил: «На тебя падет вся кровь христианская за то, что, выдав их, ты бежишь прочь, не давши боя татарам, не сразившись с ними. А чего боишься смерти? Ты не бессмертный человек, а смертный. А помимо судьбы нет смерти ни человеку, ни птице, ни зверю. Дай войско в руки мои, укрою ли я, старый, лицо от татар?» И много в таком роде говорил ему Вассиан, а горожане роптали на великого князя. Поэтому великий князь не жил в городе на своем дворе, боясь злого умысла от горожан: поэтому он жил в Красном сельце. А к сыну он посылал грамоту, чтобы он тотчас явился в Москву. Сын же проявил мужество, принял брань от отца, но не уехал с берега и не предал христианства.
Великий же князь, видя, что сын никак грамот не слушает, послал к князю Данилу с приказом взять его [сына] и силою привести к себе. Но князь Данила не сделал этого, а сказал Ивану, чтобы он ехал к отцу. Тот же ответил: «Лучше мне здесь умереть, чем ехать к отцу…»
А татары искали дороги, где бы им тайно перейти [реку] и идти спешно к Москве. И пришли они к реке Угре, близ Калуги, и хотели перейти ее вброд. Но их устерегли и дали знать сыну великого князя. Великий же князь, сын великого князя, двинулся со своим войском и, пойдя, стал у реки Угры на берегу и не дал татарам перейти на эту сторону. Великий же князь прожил в Красном сельце 2 недели, а владыка говорил ему, чтобы он возвратился опять к берегу. Едва умолили его, он возвратился и стал в Кременце, от берега далеко.
В то же время пришли ко Пскову войною немцы и много повоевали, чуть не взяли города. Услышали [об этом] братья великого князя, Андрей и Борис, и послали к брату своему и великому князю с такими словами: «Если ты изменишь свое отношение к нам — не начнешь чинить над нами силы и будешь обращаться с нами, как со своими братьями, мы придем к тебе на помощь». Великий же князь положился во всем на их волю, и они приехали к великому князю на помощь. Услышав, что немцы воюют под Псковом, они пошли на помощь псковичам; и немцы, услышав, что братья идут на помощь псковичам, ушли прочь в свою землю. А братья великого князя, услышав, что немцы отступили от Пскова, пошли к великому князю.
А к царю великий князь послал Ивана Товаркова с челобитьем и дарами, прося царя пожаловать, отступить прочь и не велеть воевать своего улуса. Царь же сказал: «Хорошо, жалую его, но чтобы он сам приехал и бил челом, как отцы его к нашим отцам ездили в Орду». Но великий князь остерегался ехать, подозревая измену хана и боясь злого умысла. Услышав царь, что великий князь не хочет ехать к нему, и послал к нему со словами: «Не хочешь ехать сам, пришли сына или брата». Великий же князь не сделал этого. Царь послал к нему: «Не пришлешь сына и брата, пришли Никифора Басенкова». Тот Никифор бывал [раньше] в Орде и давал много подарков от себя татарам, поэтому его любили царь и князья его. Но великий князь и этого не сделал. Царь хвастался все лето, говоря: «Даст бог на вас зиму, и станут все реки, так много дорог будет на Русь». G Дмитриева дня наступила зима, и все реки стали: и наступили большие морозы, каких и не видывали. Тогда царь убоялся и побежал с татарами прочь, 11 ноября; потому что татары были наги и босы, ободрались. Царь уже миновал Серенск и Мценск, и, услышав об этом, великий князь послал проверить; так и оказалось. И приехали к нему его братья, и он помирился с ними; дал князю Андрею Можайск, а князю Борису все села Ярославичевы. Когда же царь приехал в Орду, то был там убит ногайцами…