когда она была еще малышкой, и врачи с прискорбием сообщили ей, что ходить она вряд ли сможет, однако вопреки всему она не только научилась ходить заново, но и стала блистательной примой величайшего балета Америки. Кай был в замешательстве, когда холеный друг после знаменательного представления потащил его за сцену, представляя ангельские существо своей сестрой. - Бэлла! Бэлла! Погляди, кого я привел! - щеки его разрумянились от волнения, - О боги! Это мой спаситель, да если бы и не он валяться мне в земле, ограбленным и униженным! Бэлла оторвала свой взгляд от развязывания выглаженных розовых лент на пуантах. Тонкие пальчики ловко расправлялись с кремового цвета пунатами, оголяя покрытые синяками и ссадинами ноги. На пальцах запеклась кровь от свежих ран, а ногти посинели. Бэлла подняла голову и робко улыбнулась, протягивая холодную ладонь. - Бэлла. Приятно встретить Вас, Кай. Брат много рассказывал о том дне. Подобное признание и отсутствие необходимости в самопредставлении смутило его еще больше, и на смуглых щеках дымкой проступил румянец. - Вы чудно танцуете, - тихим низким голосом возвестил матрос. Бэлла захохотала, наполняя высокие своды балетного театра переливистым задорным смехом. - Благодарю за комплимент, - отозвалась она наконец, пытаясь поймать тяжелый взгляд темно-карих глаз. - Ее мастерства хватит на десятерых! - восхищенно размахивая руками, произнес брат. - Да она даже тебя, неотесанного матроса, сможет научить танцевать! Так ведь, Бэлла?! Балерина не ответила, только пытливее стала всматриваться в смуглое лицо и пухлые, потрескавшиеся от жары губы. Кай понравился ей. Она стала для него живым воплощением божества, а время, проведенное с ней, было незабываемым ценных подарком Небес. Иногда, в порыве страсти, а весь он и характер его была сплошная страсть, начинал спорить с ней о жизни и мироздании. Он, посвятивший свою жизнь лишь танцам и самообразованию, проникся идеями Спенсера и Ницше. В попытках обладать тем знанием, что было доступно его златокрылой богине балета, он ночами проводил у старого маяка, оттачивая свое слышанье мира, тренируя гибкие мышцы, раскрывая сердце самой сути танца. Он читал. Читал много, рассматривая жизни великих актеров и балерунов, он читал литературу, поэзию, историю, философию. И читал он с таким рвением и с таким желанием, что даже бы сам дьявол отступил бы перед его упорством. Нежная влюбленность, поселившаяся в его сердце к этой хрупкой юной женщине, была так томительная, что он без раздумий нырнул в океан неизвестности, желая вынырнуть на берегу ее возвышенного мира аристократов, чтобы только говорить с ней на одном языке и передавать чувства через призму его содрогающегося от внутренней музыки тела. *** - Бэлла! - отец строго подозвал к себе дочь, постукивая пальцами по деревянному поручню кресла, - в воскресенье у нас званый ужин, я приглашу ребятишек твоего возраста, пообщайся с ними. Бэлла скорчила недовольное личико, от недавно мерцающего на ее лице вдохновенного выражения не осталось и следа. - Я хотела прогуляться по берегу океана с Каем... - несмело возразила она, перечить отцу юная балерина никогда не смела. Мужчина насупил брови, поднимая на дочь тяжелый взгляд. - Бэлла, ты ведь понимаешь, что этот матросишка тебе не пара, ты ведь- - Папа! - горячо возразила Бэлла, прижимая руки к груди в чистосердечном жесте, - разве ты не видишь какие мы разные! Я всего лишь занимаюсь его обучением. О, папа! Как же это приятно быть чьим-то учителем. Отец только хмыкнул, надевая очки, чтобы просмотреть новости Сан-Франциского «Вестника». *** - Не бойся, - на губах у Кая играла задумчивая улыбка, - волны тебя не обидят. Он подхватил девушку на руки, перенеся через затопленный участок уходящей в океан дорожки, и усадил на прилегающий к маяку валун. - Разве не будет грозы? Тучи сгущаются... - Бэлла взволнованно окинула взглядом наливающийся свинцом горизонт. Кай обернулся, чтобы шагнуть ближе к холодному камню и прильнуть к нему всем телом, обхватывая холодные запястья балерины сильными руками и заглядывая ей в глаза. - Бэлла, - в такие мгновения глаза у него становились проникновенно теплыми. Холодный ветер, дувший с Атлантики наполнял брызгами его свободную выцветшую белоснежную рубашку, оголяя красивые чувственные ключицы; танцевальные брюки под напором летевших со всех сторон капель моря промокли и плотно облегали сильные, стройные ноги. - Бэлла, я хочу, чтобы ты посмотрела на это, - он взял ее руку, чтобы приложить к своему горячему, быстро бьющемуся сердцу, - Хридая Грантхи, я танцую для тебя. Бэлла задрожала, ощущая всем телом жар его тела, запах мужчины, пронизывающий взгляд и чуть влажные сильные пальцы, крепко прижимающие ее ладонь к своей груди. Кай не нравился ей, о нет! Ей нравились красивые, галантные мужчины в белых костюмах и широкополых шляпах, которые смиренно улыбаются и предлагают прогуляться вечером под руку по набережной. Кай был горячий, дикий, настоящий зверь в человеческом теле, он окружил себя рамками приличия ее общества, но его первозданная натура все равно прорывалась сквозь эти оковы и тогда на нее обрушивался целый водопад неудержимого мужского естества. Imany don’t be so shy (work in progress) Кай вложил шкатулку в холодные руки балерины и указательным пальцем небрежно раскрыл крышку, с характерным звуком разрывающейся ткани сверкнула серебряная молния. Бэлла вскрикнула, но шкатулку из рук не выпустила, как завороженная наблюдая за отдаляющимся мужчиной. Широкая его спина, облаченная в белую, намокшую от гремящих и перекатывающих волн рубашку, отражала вспыхивающие на неспокойном горизонте молнии. Свет маяка горел непрерывно, кладя теплый свет и теплые тени на смуглое лицо Кая, который, прикрыв глаза, словно бы сливался с океаном. Его пальцы перебирали невидимые клавиши, шкатулка играла душевную, оголяющую душу мелодию. Небо темнело быстро, по этапам погружаясь в черноту ночной бури. Светлячки, словно бы заблудившись, залетели в этот ошибочно принимаемый за Пандемониум кусочек рая, они светились яркими звездами в бушующей ночи. Бэлла забывала, как дышать, потому что Кай, окруженный взмывающими в ласково разверзнувшееся небо волнами, окутанный сетью ярко-рыжего света маячного фонаря, облаченный в намокшую одежду, что не скрывала его мощную, точеную морем фигуру, начал танцевать. Нет, это не было похоже на балет. Балеруны в ее труппе никогда так не танцевали. Никто так никогда не танцевал. Потому что музыка, тихо игравшая в шкатулке распространилась на весь горизонт, от кромки буро-фиолетовых туч до горящего огнями мокрого побережья Сан-Франциско, звуки веселья с которого были уже не слышны в снисходительном грохоте свободной стихии. Как океан скинул оковы, сдерживающие его истинную сущность, саму суть его бытия, покрылся рваными лоскутами серого, бронзового, изумрудного, темно-ультрамаринового, разбавленными кружевом холодной белесой пены, так и высокий моряк с чувственными, потрескавшимися губами и взъерошенными, отросшими черными волосами, отринул глубинное значение слова - «путы», позволяя внутренней бездне, сидящим внутри него чертям вырваться наружу. С каждым движением руки, с каждым взмахом головы, с каждым прыжком все выше в небо, он становился единым с окружавшей его стихией. Зажмуренные глаза, приоткрытые губы, наполненные соленой влагой игривого шторма, освещенное кричащими свободным воплем молниями, что раскрывали свои страждущие рты, поглощая своим нетерпением глубокие, плотные облака. Гром раздался именно в тот момент, когда Кай, раскинув руки так, будто они были огромными крыльями, совершив искусный поворот на вытянутой, как струна ноге, взлетел в страстные небеса, и ударившиеся о маяк волны скрестили свои шпаги на его обращенной к невидимому божеству голове. Бэлла осознала, что дышит, когда по ее щекам начали течь теплые слезы невероятного восторга. Она не испытывала такого никогда. Ни когда танцевала сама, ни когда танцевал кто-то из именитых балерунов. Кая не было, был Бог. Океан. И страсть. Кай упал на холодные камни маяка, как будто сбитая ветром птица. Его черные штаны, голые стопы, белая рубашка, которая боле не скрывала гибких сильных мышц, напряженные вены на шее. Он изгибался под эту нежную, томную музыку в озере океанских брызг, в котором отражались фиолетово-серебряные молнии, его тело кричало, как раненая чайка, сносимая потоком бурлящей воды в открытую бездну. Шторм набирал обороты, и волны уже выходили из берегов, перекатываясь через высокий скалистый берег. Бэлла ощутила острые языки ледяного океана на своих лодыжках, когда Кай сделал несколько медленных, но чувственных движений и опустился перед ней на колени. Он медленно поднимал глаза. Темные. Глубокие. Не человеческие. - Бэлла, - голос хриплый, низкий, словно не Кай это был, а Властитель Вод. В ужасающе черных глазах читался животный голод растрескавшейся страсти, наполнявшей его вены. Мокрые, горячие руки проскользили по тонкой талии, Кай прильнул всем телом к не сопротивляющейся балерине, обхватил ее подрагивающими от восторга руками. От Кая пахло тиной, солью и электричеством. Бэлла не знала, как пахнет электричество, но этот запах воздуха после грозы опьянял ее. Волевые губы, жаркие, сухие и настойчивые впились в ее, сильный язык проник внутрь, целуя так, как Бэлла никогда не целовалась, погружая ее