Выбрать главу
ослабевшее тельце в пучину оглушительной неистовости. В груди ее трепетала онемевшая от происходящего птичка, грозясь вырваться наружу, а раненая чайка Кая пела песню страсти океану.  Были ли рай и ад, была ли жизнь и смерть, была ли сама Бэлла в том моменте, где она была? Ядовитые волны неизведанного чувства полностью затопили ее самообладание и ее разум, она готова была раствориться в Кае без остатка и ни малейшая доля рассудительности не пробудилась в ней, когда матрос стянул с ее плеч мокрое платье, оголяя грудь. Бэлла чувствовала себя древнегреческой богиней, приносившей себя в дань Зевсу. Грозный пучок молний не прекращал водить ее по своему лабиринту неизведанного. Кай отпрянул неожиданно, сжимая подбородок балерины и смотря взглядом полным сожаления в ее прекрасные глаза. - Шторм крепчает, идем,- шепнул он ей, подхватывая на руки, словно пушинку. Постели на вершине маяка не было, ровно как и не было ничего, напоминающего роскошь и комфорт. Но в крохотной комнатке с маленьким окном было до невозможного уютно. Яркий прожектор маяка освещал часть комнатушки с обветшавшей, потрепанной мебелью: старым деревянным комодом, широким креслом и небольшим диваном, покрытым свежей, белой простыней. Стены были угрюмо-серые, сырые, но в комнате все же витал аромат тепла и простого счастья. Бэлла знала, что отдав себя этому мужчине, она отдавала Богиню в руки Божества. Кай жаждал ее всю, любил ее всю, готов был превозносить каждый миллиметр ее тленного тела - и она знала это слишком хорошо.  Стоя у окна и наблюдая за тем, как черно-синие море треплет своими иллюзорными, бледными брызгами стены маяка, Бэлла не могла не замечать, как Кай стягивает со своего тела мокрую одежду, от него веяло жаром, который преодолевал расстояние в тридцать сантиметров от него до нее и впитывался в ее продрогшую кожу. Бэлла не сомневалась, а вот аристократка в ней с ужасом понимала, что отдай она свое целомудрие этому нищему, ничего не имеющему за душой матросу, кто же возьмет ее потом такую замуж. Но где-то на подсознательном уровне она была уверена, что Кай - это вспышка в ее жизни, это вулкан, который взрывается лишь раз, она знала, что он - ее первая и последняя жажда. Юная балерина никогда не была ясновидящей, но она с грустью осознавала: два мира, схлестнувшиеся в одной точке, в итоге родят лишь взрыв, в котором суждено будет погибнуть каждому из них. Бэлла хотела втянуть в свой мир Кая, но тот, впитывая как губка молоко самое важное, умное, изощренное из высокого мира аристократов, продолжал оставаться жарким и страждущим признания матросом. По его венам текла соленая океанская пена. Бэлла прильнула губами к широкой венке на его запястье, кусая, чтобы попробовать - на языке ее остался несмываемый вкус морской соли. Бэлла никогда не знала мужчину, но была дерзкая до открытий, и стоящий позади нее обнаженный мужчина казался прекрасным началом ее исследовательского пути. Бэлла трепетала изнутри и снаружи, ей неведом был способ сдерживания томившейся в груди орлицы. Многие звали сие чувство любовью, но Бэлла не знала, где грань у любви, та грань, что перетекает в обожающую зависимую похоть. Она не знала, что испытала во время танца Кая, все ее нервные окончания побелели изнутри от того электрического магнетизма, что он излучал. В комнате было темно и тепло, а бурные океанские кони продолжали свой неистовый бег, создавая убаюкивающую мелодию нежной страстности. Кай откинул несколько прядей с белоснежной шеи балерины, мягко поглаживая место, где только что лежали ее кремового цвета кудри. Поцелуй пришелся чуть выше плеча. Его губы бесслышно, но ясно вещали: "Люблю", "Почитаю", "Боготворю". Бэлла передернула плечами, разворачиваясь, чтобы окинуть взглядом нагую мужскую фигуру. Она никогда не видела обнаженных мужчин, вид сего подтянутого, загорелого, развитого тела с мощной грудной клеткой, красивыми бедрами, стройными сильными ногами вызывал у нее жажду. Будто она была в пустыне, а Кай - крохотным оазисом воды в безбрежных песках огня. Кай снова оголил ее плечо, наслаждаясь видом подсвеченной фонарным светом кожи, и улыбнулся. Бэлла смутилась, заглядывая в беспросветные черные глаза, которые говорили о том, что весь он - пожелание ей счастья. - Кай,- пугаясь своего голоса. Она впервые назвала его по имени так требовательно, желающе. Матрос улыбнулся, прищуривая глаза, чтобы тыльной стороной руки прогладить нежную кожу шеи до самой ключичной выемки. - Мои пальцы покрыты мозолями, - низко прошептал он, - я пораню твою прелестную кожу. Большие руки, как бы в доказательство его слов, развернулись ладонями, открывая взору Бэллы шрамы, порезы и мозоли, этими же руками через ткань платья он обхватил небольшую грудь. Бэлла вздрогнула, воздух застрял в ее горле, в животе поднялась волна тепла, а глаза сиюминутно встретились с его - такими знающими и темными. Кай был робким, неуклюжим пареньком, но Зевс перед ней - всеведающим божеством.  Бэлла перехватила его руки и несмело потянулась за поцелуем, получая свою дозу сильнодействующего эйфорического вещества. Каю пришлось притянуть ее ближе. Она чувствовала его вздувшиеся на животе вены и бьющееся в груди сердце. Кай был горячим, и Бэлла мечтала прильнуть к нему обнаженным телом. Поцелуй гармонировал с грозовыми выстрелами, с каждым новым взрывом юная балерина приоткрывала губы, впуская в свои легкие воздух и выпуская наружу крошечный томный стон, и снова уходила в пучину Кая, который медленно стягивал с нее платье. - Бэлла на итальянском значит прекрасная, - прошептал он ей в ухо, подхватывая под бедра и, наконец, позволяя полностью ощутить свое тело. Бэлла была ошеломлена. Она не могла справиться с волной накатившей на нее удушающей свободы. Она никогда так сильно не любила море, ей хотелось, чтобы море заполнило каждую ее часть, погрузилось в нее без остатка, разрушило ее внутренние границы. Кай оставил горячий поцелуй за ее ушком, опуская Бэллу на чистый, приятно пахнущий диван. В блеклом свете прожектора они едва видели друг друга. Губы Кая сомкнулись на белом животе, вызывая бурю эмоций, вырывающихся у Бэллы через край ее хорошенького ротика. Кай проник в глубины самого ее существа, заставляя желать лишь себя, думать лишь о себе. Может быть он и был безвестным матросом, но сейчас для Бэллы не было Бога выше того, что погружал в нее свою горячую тяжелую плоть, заполняя одновременно и раздирающей болью и неслыханным блаженством. Белоснежное покрывало дивана покрылось кровавыми каплями. Бэлла чувствовала, как о стены маяка ударяются волны, как разбивается вода о цельные куски камня, а может быть это был Кай, который целовал ее в губы и придерживал за поясницу, в то время, как в наполненной запахами сливающихся в танце тел воздухе играла мелодия их ласкающих слух стонов. Для Кая - это было вознесением на Олимп, для Бэллы - низвержением в рокочущий Ад. Бэлла остро ощущала себя наполненной и окруженной мужчиной, его запахом, его волей, его нежностью и его любовью. Кай молчал, только дарил трепетные поцелуи, в то время, как его бедра быстро и резко вжимались в ее, глубоко скользя внутри и заставляя ее желать большего, еще большего. Разве же нельзя двум людям стать едиными? А есть ли люди? А есть ли сама Бэлла? Ей было бы трудно сейчас осознать свои границы, она знала, то Кай есть везде: вокруг, снаружи, внутри, под и над ней. И она могла лишь догадываться, что Бэлла - человек, и что она - действительно существует. Голос у Кая был красивым, низким, рваным. Он не молчал и не сдерживался, сминая свои стоны губами под треск разрывающихся молний. Кай делил эти стоны с ней, опуская их прямо на ее язык, а может быть глубже.  Бэлла видела Нептун и Юпитер, и Большую Медведицу, а Кай все еще был напряжен, как достигнувший высшей ноты орган, он грубо и в тоже время изящно перекатывал Бэллу то на спину, то на грудь, то сажал себе на бедра, щекоча ее твердые сосочки влажными жесткими волосами, спадавшими ему на покрытый потом лоб. Бэлла снова видела космосы, обхватывая сильные мужские плечи слабыми пальцами, и сухими губами рассказывая историю своих звезд Каю. Он крепко сжал ее тонкую талию, поднимая чуть выше узкие девичьи бедра и рассказал Бэлле свою, тяжело дыша и жмурясь. - Я люблю тебя, Кай, - насколько возможно горячо призналась балерина, щурясь и улыбаясь своему первому мужчине. Кай промолчал, целуя Бэллу в лоб. Гроза над океаном стихала. Бэлла по-прежнему прижималась к Каю всем телом. Она была наполнена морем. Море плескалось внутри нее. И Кай все понимал, мягко целуя уставшее лицо. День кончился, а Бэлла так и сидела в своей комнате, вглядываясь вдаль, слушая плачущий шторм. Она была окоченевшая, онемевшая, застывшая. Даже когда глаза Кая приобрели его обычный шоколадно-ореховый цвет, даже когда кромка берега осталась далеко за пределами ее видения, даже когда она осталась одна, она не смогла забыть увиденного ею Зевса. Маленькая балерина открыла в себе призму женственности, и Кай был ее властителем. И все же, думалось ей, кто возьмет меня замуж после? Мысль о замужестве с Каем даже не посещала ее хорошенькую головку. Возможно Максимиллиан Макмиллан, он богат успешен, недурен собой? Надобно бы намекнуть его родителям... Бэлла заснула с мыслями о свадьбе. *** Неделю спустя - Стиль неплохой, но не наш вариант, мы можем предложить вам роль... дерева например, - выдал усатый джентльм