з ткань платья он обхватил небольшую грудь. Бэлла вздрогнула, воздух застрял в ее горле, в животе поднялась волна тепла, а глаза сиюминутно встретились с его - такими знающими и темными. Кай был робким, неуклюжим пареньком, но Зевс перед ней - всеведающим божеством. Бэлла перехватила его руки и несмело потянулась за поцелуем, получая свою дозу сильнодействующего эйфорического вещества. Каю пришлось притянуть ее ближе. Она чувствовала его вздувшиеся на животе вены и бьющееся в груди сердце. Кай был горячим, и Бэлла мечтала прильнуть к нему обнаженным телом. Поцелуй гармонировал с грозовыми выстрелами, с каждым новым взрывом юная балерина приоткрывала губы, впуская в свои легкие воздух и выпуская наружу крошечный томный стон, и снова уходила в пучину Кая, который медленно стягивал с нее платье. - Бэлла на итальянском значит прекрасная, - прошептал он ей в ухо, подхватывая под бедра и, наконец, позволяя полностью ощутить свое тело. Бэлла была ошеломлена. Она не могла справиться с волной накатившей на нее удушающей свободы. Она никогда так сильно не любила море, ей хотелось, чтобы море заполнило каждую ее часть, погрузилось в нее без остатка, разрушило ее внутренние границы. Кай оставил горячий поцелуй за ее ушком, опуская Бэллу на чистый, приятно пахнущий диван. В блеклом свете прожектора они едва видели друг друга. Губы Кая сомкнулись на белом животе, вызывая бурю эмоций, вырывающихся у Бэллы через край ее хорошенького ротика. Кай проник в глубины самого ее существа, заставляя желать лишь себя, думать лишь о себе. Может быть он и был безвестным матросом, но сейчас для Бэллы не было Бога выше того, что погружал в нее свою горячую тяжелую плоть, заполняя одновременно и раздирающей болью и неслыханным блаженством. Белоснежное покрывало дивана покрылось кровавыми каплями. Бэлла чувствовала, как о стены маяка ударяются волны, как разбивается вода о цельные куски камня, а может быть это был Кай, который целовал ее в губы и придерживал за поясницу, в то время, как в наполненной запахами сливающихся в танце тел воздухе играла мелодия их ласкающих слух стонов. Для Кая - это было вознесением на Олимп, для Бэллы - низвержением в рокочущий Ад. Бэлла остро ощущала себя наполненной и окруженной мужчиной, его запахом, его волей, его нежностью и его любовью. Кай молчал, только дарил трепетные поцелуи, в то время, как его бедра быстро и резко вжимались в ее, глубоко скользя внутри и заставляя ее желать большего, еще большего. Разве же нельзя двум людям стать едиными? А есть ли люди? А есть ли сама Бэлла? Ей было бы трудно сейчас осознать свои границы, она знала, то Кай есть везде: вокруг, снаружи, внутри, под и над ней. И она могла лишь догадываться, что Бэлла - человек, и что она - действительно существует. Голос у Кая был красивым, низким, рваным. Он не молчал и не сдерживался, сминая свои стоны губами под треск разрывающихся молний. Кай делил эти стоны с ней, опуская их прямо на ее язык, а может быть глубже. Бэлла видела Нептун и Юпитер, и Большую Медведицу, а Кай все еще был напряжен, как достигнувший высшей ноты орган, он грубо и в тоже время изящно перекатывал Бэллу то на спину, то на грудь, то сажал себе на бедра, щекоча ее твердые сосочки влажными жесткими волосами, спадавшими ему на покрытый потом лоб. Бэлла снова видела космосы, обхватывая сильные мужские плечи слабыми пальцами, и сухими губами рассказывая историю своих звезд Каю. Он крепко сжал ее тонкую талию, поднимая чуть выше узкие девичьи бедра и рассказал Бэлле свою, тяжело дыша и жмурясь. - Я люблю тебя, Кай, - насколько возможно горячо призналась балерина, щурясь и улыбаясь своему первому мужчине. Кай промолчал, целуя Бэллу в лоб. Гроза над океаном стихала. Бэлла по-прежнему прижималась к Каю всем телом. Она была наполнена морем. Море плескалось внутри нее. И Кай все понимал, мягко целуя уставшее лицо. День кончился, а Бэлла так и сидела в своей комнате, вглядываясь вдаль, слушая плачущий шторм. Она была окоченевшая, онемевшая, застывшая. Даже когда глаза Кая приобрели его обычный шоколадно-ореховый цвет, даже когда кромка берега осталась далеко за пределами ее видения, даже когда она осталась одна, она не смогла забыть увиденного ею Зевса. Маленькая балерина открыла в себе призму женственности, и Кай был ее властителем. И все же, думалось ей, кто возьмет меня замуж после? Мысль о замужестве с Каем даже не посещала ее хорошенькую головку. Возможно Максимиллиан Макмиллан, он богат успешен, недурен собой? Надобно бы намекнуть его родителям... Бэлла заснула с мыслями о свадьбе. *** Неделю спустя - Стиль неплохой, но не наш вариант, мы можем предложить вам роль... дерева например, - выдал усатый джентльмен, подергивая этот самый ус свободной от писанины рукой. - И какой гонорар? - Пятьдесят центов за час представления. - Я согласен. Так Кай стал деревом. Два месяца поисков работы и жизни впроголодь спустя - Это не балет, ужасно! Просто отвратительно! Но ... вы можете сыграть роль официанта, - женоподобный мужчинка среднего возраста с узкими глазами и шрамом на щеке окинул Кая любопытствующим взором. - Сколько оплата? - Доллар за концерт. - Я согласен. Так Кай стал официантом. Полгода косых взглядов Бэллы, ее пожеланий утроиться «хоть кем-то», тренировок по ночам, работы в прачечной на полставки, разочарований возлюбленной и ее уверенности, что из Кая не выйдет ничего дельного спустя. Кай просил дать ему год: « Дай мне год, и я стану известным на всю Америку танцором. Просто подожди еще год. Я уверен в себе, я смогу, Бэлла!» Она качала головой и уходила. Кай не ел пятую неделю. Его щеки впали. Все деньги уходили на письма, что он рассылал в разные театры и балеты Америки. Письма возвращались обратно, Бэллу он не видел. - Молодой человек! - доказывал пухлый управляющий, тыча пальцем в вывеску бара, - у нас приличное заведение, у нас не танцуют всякие мальчишки с улицы! - Но вы даже не посмотрели, как я танцую! - пораженный таким несправедливым отношением, горячо вскрикнул Кай. - У вас нет диплома, а это - единственный показатель вашего мастерства, вернее его отсутствия, - мужчина повысил голос и начал судорожно кашлять, похлопывая себя по груди. - Я вам станцую, - настоял Кай, - я заплачу двадцать баксов, если мои танцы хуже, чем у вашего главного танцора! Чувствуя близкий заработок, пухляк распрямился, гордо выпятил свой живот вперед и приказал оркестру заиграть «что-то из повседневного». После танца Кая мужчина вытер накапавшую на воротничок слюну, похлопал матроса по плечу, и сказал, что двадцать долларов тот может оставить себе и танцевать в баре по субботам с семи до восьми за пятьдесят долларов в час. Для Кая, который почти отчаялся заработать танцами, это стало открытием, откровением, божественной благостью. Он выкупил свой выходной костюм из ломбарда, добежал до белого дома на углу Мэйбл Стрит, чтобы подхватить на руки едва ли вышедшую во двор Бэллу. - Они меня приняли! С семи до восьми, в баре на пристани. Пятьдесят долларов за час! Я могу не уходить в плаванье, я могу провести это лето с тобой, с тобой, Бэлла! - он кружил ее в саду, под яблоневыми деревьями, от него пахло сигаретами, потом и морем. Бэлла не любила Кая, Кай любил Бэллу. - Ты придешь на мой балет? - пряча что-то за спиной спросила она, игриво поправляя светлые локоны, - у меня премьера Щелкунчика и... - она загадочно улыбнулась, - бесплатный билет для тебя! Губы Кая сделались буквой "о", и сам он весь выражал восторг, смятение, удивление, страх, одухотворение, счастье. - Конечно! Конечно, дорогая Бэлла, мой танцующий ангел, конечно, я приду! Кай видел Бэллу в свадебном платье, его женой, его вечной богиней. В окно за этим наблюдал доктор Фрэй, отец Бэллы. Решение в его практичном видавшем виды мозгу созрело мгновенно. Спустя недели была объявлена помолвка Бэллы Фрэй и Макса Макмиллана. Бэлла была счастлива, что Макмилланы приняли ее предложение. Она мечтала о замужестве. Кай познал все грани ада. Как же так?! Как же так?! Ведь Бэлла любит его, а он любит Бэллу, но... почему она соглашается на брак? - Мне нужно заставить ее поменять решение! - восклицал он, находясь в простенькой комнатушке смотрителя маяка, - мне нужно тронуть ее сердце! - Станцуй для нее на главной площади, - неожиданно подал голос вечно угрюмый и вечно молчащий матрос, - у меня есть знакомые в полиции, они помогут организовать. - Вы... серьезно? - Кай даже отошел от окна, забыв и о своем плохом настроении и о том, что из бара за пятьдесят долларов его выгнали после того, как он подрался с особо наглыми посетителями, которые оказались репортерами. Новости об этом с его фотографией были напечатаны в ближайшем выпуске Сан-Францисского вестника и молва беспрестанно трепала о дрянном, невоспитанном третьем классе и, в особенности, о дерзком нищеброде с моря. Старый моряк хмыкнул, залил в себя остатки цейлонского чая, буркнул что-то неясно и принялся писать письмо ровным, четким почерком. - Отнесешь его в местную полицию, скажешь, что от меня. Завтра, после премьеры балета, станцуй на площади. Танцуешь ты, как дышишь, - смотритель впервые улыбнулся, по-отечески похлопал парня по плечу,- я всегда верил в тебя, Кай. Пришло время показать себя, мой мальчик. И в этот момент для видавшего виды матроса Гайя Кая старый, сухой, морщинистый смотритель, с которым он был знаком больше десяти лет, вмиг стал добрым колдуном, который скинул свою темную ман