н, подергивая этот самый ус свободной от писанины рукой. - И какой гонорар? - Пятьдесят центов за час представления. - Я согласен. Так Кай стал деревом. Два месяца поисков работы и жизни впроголодь спустя - Это не балет, ужасно! Просто отвратительно! Но ... вы можете сыграть роль официанта, - женоподобный мужчинка среднего возраста с узкими глазами и шрамом на щеке окинул Кая любопытствующим взором. - Сколько оплата? - Доллар за концерт. - Я согласен. Так Кай стал официантом. Полгода косых взглядов Бэллы, ее пожеланий утроиться «хоть кем-то», тренировок по ночам, работы в прачечной на полставки, разочарований возлюбленной и ее уверенности, что из Кая не выйдет ничего дельного спустя. Кай просил дать ему год: « Дай мне год, и я стану известным на всю Америку танцором. Просто подожди еще год. Я уверен в себе, я смогу, Бэлла!» Она качала головой и уходила. Кай не ел пятую неделю. Его щеки впали. Все деньги уходили на письма, что он рассылал в разные театры и балеты Америки. Письма возвращались обратно, Бэллу он не видел. - Молодой человек! - доказывал пухлый управляющий, тыча пальцем в вывеску бара, - у нас приличное заведение, у нас не танцуют всякие мальчишки с улицы! - Но вы даже не посмотрели, как я танцую! - пораженный таким несправедливым отношением, горячо вскрикнул Кай. - У вас нет диплома, а это - единственный показатель вашего мастерства, вернее его отсутствия, - мужчина повысил голос и начал судорожно кашлять, похлопывая себя по груди. - Я вам станцую, - настоял Кай, - я заплачу двадцать баксов, если мои танцы хуже, чем у вашего главного танцора! Чувствуя близкий заработок, пухляк распрямился, гордо выпятил свой живот вперед и приказал оркестру заиграть «что-то из повседневного». После танца Кая мужчина вытер накапавшую на воротничок слюну, похлопал матроса по плечу, и сказал, что двадцать долларов тот может оставить себе и танцевать в баре по субботам с семи до восьми за пятьдесят долларов в час. Для Кая, который почти отчаялся заработать танцами, это стало открытием, откровением, божественной благостью. Он выкупил свой выходной костюм из ломбарда, добежал до белого дома на углу Мэйбл Стрит, чтобы подхватить на руки едва ли вышедшую во двор Бэллу. - Они меня приняли! С семи до восьми, в баре на пристани. Пятьдесят долларов за час! Я могу не уходить в плаванье, я могу провести это лето с тобой, с тобой, Бэлла! - он кружил ее в саду, под яблоневыми деревьями, от него пахло сигаретами, потом и морем. Бэлла не любила Кая, Кай любил Бэллу. - Ты придешь на мой балет? - пряча что-то за спиной спросила она, игриво поправляя светлые локоны, - у меня премьера Щелкунчика и... - она загадочно улыбнулась, - бесплатный билет для тебя! Губы Кая сделались буквой "о", и сам он весь выражал восторг, смятение, удивление, страх, одухотворение, счастье. - Конечно! Конечно, дорогая Бэлла, мой танцующий ангел, конечно, я приду! Кай видел Бэллу в свадебном платье, его женой, его вечной богиней. В окно за этим наблюдал доктор Фрэй, отец Бэллы. Решение в его практичном видавшем виды мозгу созрело мгновенно. Спустя недели была объявлена помолвка Бэллы Фрэй и Макса Макмиллана. Бэлла была счастлива, что Макмилланы приняли ее предложение. Она мечтала о замужестве. Кай познал все грани ада. Как же так?! Как же так?! Ведь Бэлла любит его, а он любит Бэллу, но... почему она соглашается на брак? - Мне нужно заставить ее поменять решение! - восклицал он, находясь в простенькой комнатушке смотрителя маяка, - мне нужно тронуть ее сердце! - Станцуй для нее на главной площади, - неожиданно подал голос вечно угрюмый и вечно молчащий матрос, - у меня есть знакомые в полиции, они помогут организовать. - Вы... серьезно? - Кай даже отошел от окна, забыв и о своем плохом настроении и о том, что из бара за пятьдесят долларов его выгнали после того, как он подрался с особо наглыми посетителями, которые оказались репортерами. Новости об этом с его фотографией были напечатаны в ближайшем выпуске Сан-Францисского вестника и молва беспрестанно трепала о дрянном, невоспитанном третьем классе и, в особенности, о дерзком нищеброде с моря. Старый моряк хмыкнул, залил в себя остатки цейлонского чая, буркнул что-то неясно и принялся писать письмо ровным, четким почерком. - Отнесешь его в местную полицию, скажешь, что от меня. Завтра, после премьеры балета, станцуй на площади. Танцуешь ты, как дышишь, - смотритель впервые улыбнулся, по-отечески похлопал парня по плечу,- я всегда верил в тебя, Кай. Пришло время показать себя, мой мальчик. И в этот момент для видавшего виды матроса Гайя Кая старый, сухой, морщинистый смотритель, с которым он был знаком больше десяти лет, вмиг стал добрым колдуном, который скинул свою темную мантию, а под ней развевалось блестящее ангельское одеяние. Старый смотритель внес свою лепту. Кай договорился в полиции, за пару долларов и обещанную известность он нанял факиров, за новый выходной костюм - сценическую одежду, драгоценную шкатулку он променял на оркестр из двух человек. Отсидев наискучнейшую премьеру Щелкунчика и обсудив со своими партнерами в партере, что нынешние танцоры абсолютно «не горят», лишь выполняя набор заученных движений, Кай вышел из зала. На ум лезли цитаты из Спенсера и перед глазами отлично складывалась теория мироздания Ницше. Кай все более и более разочаровывался тем прекрасным, возвышенным миром, который окружал его юную балерину. - Ты спешишь? - он поймал ее уже у выхода. - Кай, ты танцевал в том гадком заведении, в который ходят лишь за развратом, да еще и подрался? - строго спросила его она, - Я думала об этом все выступление! О, Кай! Об этом весь город гудит! Ты - позор, позор, так они говорят. Что будет если все узнают о нас с тобой, что я ... что ты..., - в ужасе залепетала она. - Бэлла, - он улыбнулся своей мягкой, уверенной улыбкой, - это всего лишь способ заработать деньги. - Они говорят, что я общаюсь с человеком третьего сорта, они говорят, что я падшая женщина. О Боги, что подумает отец! - Бэлла, какая разница, что они говорят! Ты знаешь правду и это главное! - Кай насупил брови, сдвигая их к переносице, - Бэлла, ты же любишь меня! А я тебя. Кай был наивен. - Кай, милый, прости, я бы не хотела, чтобы нас видели вместе какое-то время, пока все не уляжется. Я по-прежнему люблю тебя, дорогой, твоя неудача меня расстроила, а статьи в газетах напугали, но... Ах осторожно, кто-то идет! Нас не должны увидеть вместе! И Бэлла скоро убежала, оглядываясь по сторонам. На выходе ее ожидал брат. Боясь слухов, Бэлла подстраховалась и привела его сюда, чтобы в случае неудачного разговора брат мог помочь ей выпутаться из ситуации. Кай стоял в тени театральной арки, почти физически чувствуя, как по его голове стекают помои. Понятно, значит не видели вместе какое-то время. Хорошо. Хорошо, Бэлла. Значит такова была цена твоей любви. Боль гложила Кая, словно бы голодная собака, ему было так больно, что даже кожа его пропиталась этим горьким вкусом. Бэлла говорила, что любит, Бэлла открыла свое тело и вознесла его на Олимп. Из пучины его боли рождался Зевс. Он был решителен, он был растерзан, он был целеустремлен. Хридая Грантхи - твердил он себе, сбрасывая костюм, под которым не было ничего кроме черных танцевальных штанов и широкого персидского пояса. Хридая Грантхи - прячась в тени оживленной улицы, ожидая пока жандармы очистят ее сердцевину от народа. Хридая Грантхи - он не боялся молвы толпы, он боялся разочароваться в том, что боготворил и теперь, смотря на удаляющуюся спинку его вознесенной на пьедестал им самим же балериной, он был безбожником. Кай хотел выпустить зверя на эту напыщенную толпу богатых людишек, что мерили мир понятиями и слухами, что никогда не выходили за рамки норм и приличий. Кай грезил о их мире, но увы, попав в него, войдя в круг общения Бэллы, познакомившись с ее отцом, ее матерью, ее друзьями, он жестоко разочаровался в нем. Кай был свободен, его душа не знала тюрьмы приличий. Работа в грязном баре приносила ему пятьдесят долларов за вечер - столько он не зарабатывал нигде, даже на корабле, поэтому развратные посетители и реки алкоголя не смущали матроса, в своей жизни он видел много большее, нежели простой пьяный разврат. Для Бэллы же и ее мира это было чем-то настолько гнусным, что хуже, кажется , могла быть лишь смерть. Кай усмехнулся кривой ухмылкой. В нем проснулся горький зверь. Лишенный боле своего божества он устремился вперед в полной темноте. Огни везде были выключены, а люди стояли вокруг главной площади Сан-Франциско, перешептываясь, не зная чего ожидать. Неожиданно, по периметру вспыхнули языки пламени, освещая медленно, хищно двигающуюся из-под сводов арки Балетного Театра мужчину. Стоящие вокруг люди ахнули, кто-то вскрикнул, Бэлла обернулась и с любопытством стала пробираться к ступенькам амфитеатра, чтобы получше рассмотреть тихую суматоху на площади. Заиграла скрипка, плавно, тонко, как будто бы и не было в помине никакой скрипки, а звуки рождались непосредственно в ушах людей. Обнаженный Кай предстал застывшей толпе под звуки скрипки и арфы. Прильнувший к колонне со львом, он бросал на собравшихся темные, густые взгляды, пронизывая их своей горькой, как черный кофе холодностью. В толпе шептались, мол, кто этот парень, разве известный артист из Арабии, а может индус, не бандит ли? Сердце Бэллы забилось чаще, она и забыла, что сказала несколько минут назад. Ее внутренняя Венера жаждала его внутреннего З