тию, а под ней развевалось блестящее ангельское одеяние. Старый смотритель внес свою лепту. Кай договорился в полиции, за пару долларов и обещанную известность он нанял факиров, за новый выходной костюм - сценическую одежду, драгоценную шкатулку он променял на оркестр из двух человек. Отсидев наискучнейшую премьеру Щелкунчика и обсудив со своими партнерами в партере, что нынешние танцоры абсолютно «не горят», лишь выполняя набор заученных движений, Кай вышел из зала. На ум лезли цитаты из Спенсера и перед глазами отлично складывалась теория мироздания Ницше. Кай все более и более разочаровывался тем прекрасным, возвышенным миром, который окружал его юную балерину. - Ты спешишь? - он поймал ее уже у выхода. - Кай, ты танцевал в том гадком заведении, в который ходят лишь за развратом, да еще и подрался? - строго спросила его она, - Я думала об этом все выступление! О, Кай! Об этом весь город гудит! Ты - позор, позор, так они говорят. Что будет если все узнают о нас с тобой, что я ... что ты..., - в ужасе залепетала она. - Бэлла, - он улыбнулся своей мягкой, уверенной улыбкой, - это всего лишь способ заработать деньги. - Они говорят, что я общаюсь с человеком третьего сорта, они говорят, что я падшая женщина. О Боги, что подумает отец! - Бэлла, какая разница, что они говорят! Ты знаешь правду и это главное! - Кай насупил брови, сдвигая их к переносице, - Бэлла, ты же любишь меня! А я тебя. Кай был наивен. - Кай, милый, прости, я бы не хотела, чтобы нас видели вместе какое-то время, пока все не уляжется. Я по-прежнему люблю тебя, дорогой, твоя неудача меня расстроила, а статьи в газетах напугали, но... Ах осторожно, кто-то идет! Нас не должны увидеть вместе! И Бэлла скоро убежала, оглядываясь по сторонам. На выходе ее ожидал брат. Боясь слухов, Бэлла подстраховалась и привела его сюда, чтобы в случае неудачного разговора брат мог помочь ей выпутаться из ситуации. Кай стоял в тени театральной арки, почти физически чувствуя, как по его голове стекают помои. Понятно, значит не видели вместе какое-то время. Хорошо. Хорошо, Бэлла. Значит такова была цена твоей любви. Боль гложила Кая, словно бы голодная собака, ему было так больно, что даже кожа его пропиталась этим горьким вкусом. Бэлла говорила, что любит, Бэлла открыла свое тело и вознесла его на Олимп. Из пучины его боли рождался Зевс. Он был решителен, он был растерзан, он был целеустремлен. Хридая Грантхи - твердил он себе, сбрасывая костюм, под которым не было ничего кроме черных танцевальных штанов и широкого персидского пояса. Хридая Грантхи - прячась в тени оживленной улицы, ожидая пока жандармы очистят ее сердцевину от народа. Хридая Грантхи - он не боялся молвы толпы, он боялся разочароваться в том, что боготворил и теперь, смотря на удаляющуюся спинку его вознесенной на пьедестал им самим же балериной, он был безбожником. Кай хотел выпустить зверя на эту напыщенную толпу богатых людишек, что мерили мир понятиями и слухами, что никогда не выходили за рамки норм и приличий. Кай грезил о их мире, но увы, попав в него, войдя в круг общения Бэллы, познакомившись с ее отцом, ее матерью, ее друзьями, он жестоко разочаровался в нем. Кай был свободен, его душа не знала тюрьмы приличий. Работа в грязном баре приносила ему пятьдесят долларов за вечер - столько он не зарабатывал нигде, даже на корабле, поэтому развратные посетители и реки алкоголя не смущали матроса, в своей жизни он видел много большее, нежели простой пьяный разврат. Для Бэллы же и ее мира это было чем-то настолько гнусным, что хуже, кажется , могла быть лишь смерть. Кай усмехнулся кривой ухмылкой. В нем проснулся горький зверь. Лишенный боле своего божества он устремился вперед в полной темноте. Огни везде были выключены, а люди стояли вокруг главной площади Сан-Франциско, перешептываясь, не зная чего ожидать. Неожиданно, по периметру вспыхнули языки пламени, освещая медленно, хищно двигающуюся из-под сводов арки Балетного Театра мужчину. Стоящие вокруг люди ахнули, кто-то вскрикнул, Бэлла обернулась и с любопытством стала пробираться к ступенькам амфитеатра, чтобы получше рассмотреть тихую суматоху на площади. Заиграла скрипка, плавно, тонко, как будто бы и не было в помине никакой скрипки, а звуки рождались непосредственно в ушах людей. Обнаженный Кай предстал застывшей толпе под звуки скрипки и арфы. Прильнувший к колонне со львом, он бросал на собравшихся темные, густые взгляды, пронизывая их своей горькой, как черный кофе холодностью. В толпе шептались, мол, кто этот парень, разве известный артист из Арабии, а может индус, не бандит ли? Сердце Бэллы забилось чаще, она и забыла, что сказала несколько минут назад. Ее внутренняя Венера жаждала его внутреннего Зевса. Кай танцевал, как ангел, лишившийся крыльев и оттого обезумевший. Все его жесты, его приоткрытые губы, зажмуренные глаза, так тонко отточенные движения, его босые стопы, ступающие на мрамор мостовой. Обнаженное гибкое тело. Кай был магом этой площади, он раскрывал свои темные крылья, покрывая всю площадь целиком, он взлетал в небеса, он падал, он кричал, он кружился в такт музыки, он был Дьяволом и Богом, он был пташкой небесной и гордым жеребцом, он был человеком, был нелюдем, был младенцем и смертью, был страхом, был победой. Он был всем, а Все было им. Кай играл с огнем, размахивал факелами перед лицами ошеломленной публики, Кай смеялся открыто, совершая самые немыслимые балетные «па». Скорее, Кай смеялся безумно. Его тело выгибалось, пело, парило, люди охали в ужасе, что вот-вот и он разобьется. Каю было все равно. Он был чайкой, он был ветром. Он мечтал станцевать для Бэллы, мечтал стать известным для нее, мечтал выступать в самых известных театрах ради нее, мечтал сыграть с ней богатую свадьбу и жить в домике у моря, где бы они растили чудных белокурых детишек. В действительности лишь море понимало Кая и любило в ответ, поэтому он был чайкой, ведь связь чайки с морем неразрывна и глубока, а страсть меж ними вызывает молнии на буром небосклоне. Кай разбил себе в кровь колени, так отчаянно он танцевал, Кай падал, сдирал кожу на лопатках, ударяясь о мостовую, вскакивал, раня ноги о камни, но боли он не ощущал, лишь эфйорию, лишь викторию собственной удачи. Он летел над главной площадью Сан-Франциско, и он знал, что его танцы - лучшее, что этот город когда-либо видел. Хридая Грантхи развязался, его сердечный узел был свободен. Пройдя через раскрошенные мечты, надежды, пройдя через предательство любви, он наполнился бескрайней нежностью к океану и ключик был подобран. Сердечная чакра раскрылась, Кай ощущал связь с космосом, Кай был свободен. Сквозь танец, через танец... и загадочные, хитрые глаза того индуса снова появились перед его взором. "Хрдая Грантхи", - беззубая улыбка, на которую Кай улыбнулся в ответ. - Хридая Грантхи, - шепотом повторил он, спускаясь с небес на бренную землю. Закончил он сидя на спине у бронзового льва, аккорды музыки затихли и прежде, чем публика разразилась оркестром рукоплесканий, по площади пробежала рябь от низкого, почти безразличного голоса Кая. - Я - Гайя Кай, мой отец был моряком и погиб в море, моя мать умерла при родах, я вырос в трущобах Сан-Франциско. Я не умел ни читать, ни писать, я не ходил в школу. Все, что у меня было - мое тело, и телом я пользовался, как мог. Я был матросом и за свою жизнь видел столько, сколько некоторые не видят и за десять, я работал поваром на шхуне, я кидал уголь в топку кораблей, у меня было много женщин, но каждую я любил, как единственную. Я не стыжусь того, кто я есть. Я - это я. Но вот я, такой необразованный, чудной бедняк влюбился в саму приму-балерину Сан-Франциского балета, - его голос все повышался, - я полюбил ее так сильно, что ради встречи с ней был готов сутками кидать уголь в раскаленную печь, она стала моим богом, я боготворил ее так сильно, что выучился грамоте, письму, математике, освоил науки, разобрался в философии, изучил Ницше, я знаю все о балете, но балет - не мой стиль. Я - сын моря и танцую, как море, я - море. Я полюбил тебя так сильно, Бэлла, что танцевал в грязном баре перед тысячами проституток и старых, жаждущих моего тела мужчин и женщин, потому что я зарабатывал пятьдесят долларов за вечер и мог подольше оставаться подле тебя. Я так любил тебя, Бэлла! - закричал он, вскакивая на бронзового льва смуглыми стопами, - Но я для тебя лишь позор. И да простит меня Бог за все грехи мои... - он затих, а площадь наполнилась овациями. Бэлла стояла пораженная. Она действительно полюбила матроса Кая. Сейчас он был Зевсом Каем. Больше не тем робким вечно улыбчивым юношей, но познавшим суть бытия мужчиной. Это знание словно бы гром поразил ее. Она любила Кая. Она видела себя лишь его женой, лишь его единственной. Вмиг Бэлла осознала, что сердце ее наполнено густой, тягучей любовью к этому юноше. Кай спрыгнул со льва. Его обступили агенты, предлагающие выгодные сотрудничества на тысячи долларов. Его хотел к себе каждый тот балет, который отказал ему годом раньше. Кай горько усмехался и давал согласия на все предложения. Какой в этом толк, если в его мире боле нет солнца. Какой в этом во всем толк? В его жизни? Для чего ему, Боже правый, жить?! И тут он осознал: только море понимало его, только океан всегда давал ему силу. Среди людей нет Бога. - Кай, мне так жаль, ты пойми: я выросла в таком мире, - лепетала Бэлла, семеня вслед за медленно уходящим мужчиной. Она казалась ему маленькой глупой девочкой, хотя