евса. Кай танцевал, как ангел, лишившийся крыльев и оттого обезумевший. Все его жесты, его приоткрытые губы, зажмуренные глаза, так тонко отточенные движения, его босые стопы, ступающие на мрамор мостовой. Обнаженное гибкое тело. Кай был магом этой площади, он раскрывал свои темные крылья, покрывая всю площадь целиком, он взлетал в небеса, он падал, он кричал, он кружился в такт музыки, он был Дьяволом и Богом, он был пташкой небесной и гордым жеребцом, он был человеком, был нелюдем, был младенцем и смертью, был страхом, был победой. Он был всем, а Все было им. Кай играл с огнем, размахивал факелами перед лицами ошеломленной публики, Кай смеялся открыто, совершая самые немыслимые балетные «па». Скорее, Кай смеялся безумно. Его тело выгибалось, пело, парило, люди охали в ужасе, что вот-вот и он разобьется. Каю было все равно. Он был чайкой, он был ветром. Он мечтал станцевать для Бэллы, мечтал стать известным для нее, мечтал выступать в самых известных театрах ради нее, мечтал сыграть с ней богатую свадьбу и жить в домике у моря, где бы они растили чудных белокурых детишек. В действительности лишь море понимало Кая и любило в ответ, поэтому он был чайкой, ведь связь чайки с морем неразрывна и глубока, а страсть меж ними вызывает молнии на буром небосклоне. Кай разбил себе в кровь колени, так отчаянно он танцевал, Кай падал, сдирал кожу на лопатках, ударяясь о мостовую, вскакивал, раня ноги о камни, но боли он не ощущал, лишь эфйорию, лишь викторию собственной удачи. Он летел над главной площадью Сан-Франциско, и он знал, что его танцы - лучшее, что этот город когда-либо видел. Хридая Грантхи развязался, его сердечный узел был свободен. Пройдя через раскрошенные мечты, надежды, пройдя через предательство любви, он наполнился бескрайней нежностью к океану и ключик был подобран. Сердечная чакра раскрылась, Кай ощущал связь с космосом, Кай был свободен. Сквозь танец, через танец... и загадочные, хитрые глаза того индуса снова появились перед его взором. "Хрдая Грантхи", - беззубая улыбка, на которую Кай улыбнулся в ответ. - Хридая Грантхи, - шепотом повторил он, спускаясь с небес на бренную землю. Закончил он сидя на спине у бронзового льва, аккорды музыки затихли и прежде, чем публика разразилась оркестром рукоплесканий, по площади пробежала рябь от низкого, почти безразличного голоса Кая. - Я - Гайя Кай, мой отец был моряком и погиб в море, моя мать умерла при родах, я вырос в трущобах Сан-Франциско. Я не умел ни читать, ни писать, я не ходил в школу. Все, что у меня было - мое тело, и телом я пользовался, как мог. Я был матросом и за свою жизнь видел столько, сколько некоторые не видят и за десять, я работал поваром на шхуне, я кидал уголь в топку кораблей, у меня было много женщин, но каждую я любил, как единственную. Я не стыжусь того, кто я есть. Я - это я. Но вот я, такой необразованный, чудной бедняк влюбился в саму приму-балерину Сан-Франциского балета, - его голос все повышался, - я полюбил ее так сильно, что ради встречи с ней был готов сутками кидать уголь в раскаленную печь, она стала моим богом, я боготворил ее так сильно, что выучился грамоте, письму, математике, освоил науки, разобрался в философии, изучил Ницше, я знаю все о балете, но балет - не мой стиль. Я - сын моря и танцую, как море, я - море. Я полюбил тебя так сильно, Бэлла, что танцевал в грязном баре перед тысячами проституток и старых, жаждущих моего тела мужчин и женщин, потому что я зарабатывал пятьдесят долларов за вечер и мог подольше оставаться подле тебя. Я так любил тебя, Бэлла! - закричал он, вскакивая на бронзового льва смуглыми стопами, - Но я для тебя лишь позор. И да простит меня Бог за все грехи мои... - он затих, а площадь наполнилась овациями. Бэлла стояла пораженная. Она действительно полюбила матроса Кая. Сейчас он был Зевсом Каем. Больше не тем робким вечно улыбчивым юношей, но познавшим суть бытия мужчиной. Это знание словно бы гром поразил ее. Она любила Кая. Она видела себя лишь его женой, лишь его единственной. Вмиг Бэлла осознала, что сердце ее наполнено густой, тягучей любовью к этому юноше. Кай спрыгнул со льва. Его обступили агенты, предлагающие выгодные сотрудничества на тысячи долларов. Его хотел к себе каждый тот балет, который отказал ему годом раньше. Кай горько усмехался и давал согласия на все предложения. Какой в этом толк, если в его мире боле нет солнца. Какой в этом во всем толк? В его жизни? Для чего ему, Боже правый, жить?! И тут он осознал: только море понимало его, только океан всегда давал ему силу. Среди людей нет Бога. - Кай, мне так жаль, ты пойми: я выросла в таком мире, - лепетала Бэлла, семеня вслед за медленно уходящим мужчиной. Она казалась ему маленькой глупой девочкой, хотя всегда он видел в ней мудрую женщину. - Мы ведь все можем исправить, тем более ты скоро будет зарабатывать большие деньги, папе понравится это, ты в сотни раз лучше Макса, я правда люблю тебя! Ты такой молодец, Кай, я горжусь твоими успехами! Кай остановился, чтобы мягко поцеловать Бэллу в лоб, откидывая пряди нежно-карамельных волос с ее ангельского личика. - Ты правда любила меня как могла, моя меленькая балерина. Будь счастлива, Бэлла, - низким голосом возвестил он, улыбаясь одними глазами. Бэлла провожала его спину. Ту самую, что была чайкой тогда, у маяка. Она так ничего и не поняла. Ночью на море был шторм. Маяк разрушило прибойной волной. Благо старик был в тот день на суше, а за него работал невесть какой знакомый мальчик, фамилия его была Гайя. Мальчик отдался морю. Есть такая легенда у жителей побережья Сан-Франциско. Говорят, будто в сильную грозу на месте разрушенного маяка играет нежная мелодия, а в волнах, сливаясь с ними и улыбаясь разверзающимся небесам, танцует сам Зевс, и свет маяка никогда не гаснет, освещая заблудшим кораблям путь. Но это всего лишь легенда, носимая светлячками. «Хридая Грантхи» - кричат чайки над морем. Каем зовется маяк.