Таким образом многочисленные препятствия миновали, и молодой подвижник благочестия, согласно воле митрополита Филарета, был зачислен 23 марта 1850 года в число действительных послушников Лавры с оставлением на клиросном послушании при пещерах.
II
Святая Киево-Печерская обитель, издревле славящаяся своими подвижниками, представляла и на сей раз для Прокопия обширное поле для его духовных наблюдений. Сам приснопамятный святитель Филарет, выдающийся аскет-администратор того времени, и его достойные сподвижники иеросхимонахи — Парфений, Христа ради юродивый Феофил и другие иноки Лавры, служившие высоконазидательным образом для монашества, — имели на Прокопия неотразимое влияние. Многочисленные рассказы о духовных подвигах и выдающихся чертах непостижимого образа жизни этих людей не раз закрадывались в глубину сердца Прокопия, побуждая впечатлительный ум к полезным для души размышлениям… Келья великого старца Парфения, которого Прокопий избрал с этих пор своим духовником, находилась тут же, на Ближних пещерах. И едва только начинали угнетать его помыслы или обуревать страсти, он, с младенческим доверием, немедленно спешил к старцу Парфению, чтобы получить от него полезное назидание.
Проста и безыскуственна была речь старца Парфения. Но, будучи преисполнена воды живой, она напаяла, укрепляла и врачевала простую и горячо верующую душу Прокопия.
Не раз бывал он и у старца Феофила. И встречаясь с ним на дороге, в келье, в лесу или в Китаевском саду, принимал от него благословение и беседовал с ним о спасении души. Изумительная, непостижимая внешним умом жизнь этого, отрекшегося от мира, Христа ради юродивого старца[2], его нищенское рубище, утонченное постом и воздержанием тело, его своеобразная, малопонятная приточная речь и манеры, — вызывали у Прокопия удивление, и он по целым часам молча наблюдал старца со стороны, почерпая из жизни его глубокие уроки для подражания.
После таких бесед и наблюдений Прокопий внутренне перерождался. Он думал лишь об одном, как бы непрестанно трудиться, молиться, всегда и во всем слушаться своего начальника, никого не оскорблять и не осуждать. И утверждаясь всегда в этом правиле, он действовал и поступал согласно требованию его.
Велика добродетель монастырского послушания! Посредством его отсекается собственная воля. И блажен тот, говорит св. Иоанн Лествичник, «кто волю свою до конца умертвил и попечение о себе препоручил своему наставнику о Боге, — ибо таковый станет одесную распятаго Спасителя»… Некий великий старец, будучи в восхищении, видел в небе четыре чина, знаменующие совершенство подвижников: на первой ступени стоял недугами удрученный, но благословляющий Господа. На второй — бескорыстный странноприимец. На третьей — безмолвный пустынножитель. И на четвертой — послушный своему наставнику и ради Господа всем сердцем ему преданный… Ибо не только человек, но и звезда от звезды разнствует во славе…
Положив, таким образом, доброе начало спасению своей души, Прокопий стал понемногу совершенствоваться духом и, как бы ступая по лествице с одной ступеньки на другую, восходил на вершину добродетельной жизни… Почему же Прокопий начал с малого? А потому, что силы духовные, как и силы телесные, возрастают не вдруг, а мало-помалу. И преждевременное напряжение через меру может ослабить их и довести человека до великого падения.
Клирошанские обязанности, которые исполнял Прокопий в пещерах, считаются послушанием нелегким. Помимо дневных церковных служб, помимо продолжительных всенощных бдений, отличающихся хотя и великолепными для слуха, но весьма утомительными для голоса лаврскими напевами, на обязанности клирошан лежит еще исполнение треб: молебнов, акафистов, панихид и пр. Но Прокопий, отдавая на этот труд все свое время, никогда не жаловался на тягость своего утомительного послушания и продолжал служить для всех образцом кротости, терпения и смирения. Блажен же у Господа такой раб послушания. Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя (Ин. 14, 21).