Праздность — мать всех пороков. Она научает мнозей злобе (Сир. 33, 28) и укрепляет в душе дурные навыки. А бездействие ослабляет и душу и тело, делая последнее неспособным к труду. Ибо, как вода, не имеющая течения, заражается и гниет, так и тело человеческое, находясь без движения и труда, портится и ослабевает. Иди ко мравию, о лениве, и поревнуй, видев пути его (Притч. 6, 6).
Памятуя сие, о. Паисий сохранил в сердце своем великую любовь к честному и полезному труду. Даже опытные иноки не один раз удивлялись его силе, выносливости и терпению, когда он, взвалив, бывало, громадное бревно себе на плечи, а за другое ухватившись рукой, тащил их по монастырскому двору в кухню, падая и изнемогая от усталости. И когда кто-нибудь из посторонних хватался за бревно, предлагая труженику свои услуги и помощь, о. Паисий с отчаянием в голосе восклицал:
— Не дам тебе!.. Оставь!.. Это моя заслуга!… Мой крест!..
Когда же всякое общение с людьми ему надоедало и душа подвижника искала уединения, о. Паисий предавался такому уединению в соседнем лаврском лесу, или же совершал путешествие одиноко в Лавру.
Никто не преследовал его за это. Многие из наблюдавших собратий, пытливо всматриваясь в эту его оригинальную жизнь, все более и более убеждались, что среди них обретается не притворник какой, а избранник Божий, добровольно распинающий себя со страстьми и похотьми и под прикрытием мнимого безумия выступивший на великий и тяжелый подвиг Христа ради юродства…
IV
С принятием на себя подвига Христа ради юродства, о. Паисий резко изменил образ своей жизни. Добровольно приняв на себя вид безумного, а нередко и мнимо нравственно падшего человека, не признающего ни приличия, ни стыда, позволяющего себе иногда соблазнительные действия, — он отрекся, таким образом, от главного отличия человека от прочих земных существ, т. е. от разума. Будучи от природы человеком разумным и разрешая всякие житейские вопросы быстро, метко и рассудительно, он прикрывал их притчами и тем вовлекал наблюдателя в неудоборазрешимое недоумение. Аще кто мнится мудр быти в веце сем, буй да бывает (1 Кор. 3, 18). Таким образом поступал и о. Паисий.
Не сообразуясь с веком сим, но преобразуясь обновлением духа своего, чтобы познать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2), он всей своей жизнью и постоянным словом напоминал всем о высших целях жизни, всеми способами стараясь утвердить сознание грешных людей в том, что мы не имеем здесь, на земле, постоянного града, но должны искать будущего (Евр. 13, 14), достигая добрыми делами благ духовных, вечных.
Чтобы окончательно поработить плоть свою духу и распять ее, по слову Божию, со страстьми и похотьми (Гал. 5, 24), о. Паисий не только отказался от всех самых позволительных и обыкновенных для человека удобств жизни, но обрек себя на чрезвычайные нужды и лишения.
Даже самые необходимые предметы для поддержания жизни: отдых, пища, одежда, жилище — перестали служить для него предметом забот.
Как истинный странник на земле и гражданин небесного отечества, он не имел попечения ни о приюте, ни о какой-либо собственности, но с точностью осуществлял на себе слова Спасителя: не пецытеся душею вашею, что ясте, или что пиете, ни телом вашим, во что облечетеся. Не душа ли больши есть пищи, и тело одежди (Мф. 6, 25). Ищите же прежде Царствия Божия и правды его и сия вся приложатся вам (Мф. 6, 33).
В обращениях своих с людьми блаженный старался говорить, как замечено выше, притчами. Все проступки и грехи, которые провидел в глубине души собеседника, он как бы переводил на себя, на свое собственное «я». Само собой понятно, что, слушая его речи, собеседник не понимал их и только после некоторого размышления постигал значение его иносказательных слов.
Если же кто-либо называл о. Паисия «батюшкой», тому блаженный сердито замечал:
— Какой я вам батюшка?! Говори — старичок-дурачок.
— Да как же так, отец Паисий… Ведь вы монах.
— Да какой же я тебе отец, ах ты!.. «Отец наш на небесах живущий, Той промышляет и милует души наша». Не говори — отец, а говори — Прокушка, Паяций, Паисей…
Великая добродетель в жизни человека — смирение. Смирение есть признак величия духа, а гордость — отпечаток низкой души. Взгляните на смиренных, чем они были. Авраам говорил о себе: я земля и пепел; но был отцом верующих, которому, между патриархами нет равного… Давид говорил о себе: я червь, а не человек; но был порфироносным пророком, которому между царями нет равного… Апостол Павел писал о себе: я наименьший из апостолов и не достоин называться сим именем; а не он ли был одним из первоверховных? Смиренна была Пресвятая Дева Мария, глаголавшая к Ангелу: Я раба Господня, да будет Мне по слову твоему; но кто Она для всего рода человеческого? — Матерь Божия, высшая Херувим и славнейшая Серафим… А Иисус Христос разве не унижал себя? Разве не умывал ног Своим ученикам?