-Наши обнаружили Домнику на берегу Тибра, за городом. – сказал епископ Урван. – И выходили ее. Теперь ты понимаешь, что произошло с Аттилием Кальвом. Судя по всему, подозрения рабов, что он умер не своей смертью, были справедливы. Иначе зачем этим двоим понадобилось бы убивать их всех? Они явно надеялись таким образом скрыть следы своего преступления. Ведь мертвый свидетель – молчаливый свидетель. Но Господь устроил иначе, сохранив жизнь Домнике – единственной очевидице того, что произошло с Аттилием Кальвом…
Он еще что-то говорил. Однако я уже не слушал его. В моем сердце закипала безудержная, безумная ярость. Ради памяти родителей, друживших со старым Аттилием Кальвом, ради Ромулы я должен немедленно найти и покарать тех, кто обманул и убил ее отца! Мой долг – отомстить им. И спасти свою невесту. Боги, как же вы терпите на земле таких злодеев? Ведь они достойны самой лютой казни! Их должно распять, скормить диким зверям, сжечь заживо, как ту злодейку, что ради любовника-раба убила всех своих родных! Но сперва их нужно выследить и арестовать. Ты помнишь, как их звали, Домника?
-Она никогда не называла его по имени. А ее звали… Вспомнила! Ее звали Мирталис.
-Что?!
Это было уже выше моих сил. Выходит, Мирталис причастна не только к покушению на меня, но к смерти Аттилия Кальва! Равно, как и ее безымянный пособник. Что ж, тем хуже для них обоих! Преступникам недолго придется оставаться безнаказанными! Я добьюсь того, чтобы их обоих арестовали и покарали по всей строгости закона! Подобных людей нельзя прощать! И уж тем более – любить их, как это принято у христиан! Ведь жалеть злодея - все равно, что стать его пособником… Не зря же сказано: кто щадит виновных, тот наказывает невинных57. Нет, мне явно не по дороге с христианами! Да и чем они могут мне помочь? Своими уговорами относиться к врагам, как к братьям? Но может быть в это самое время убийцы подносят чашу с ядом к губам моей Ромулы! И я должен молча и безучастно смотреть на это? Нет!
Вне себя от ярости, я вскочил. И через миг уже бежал по улице, натыкаясь на прохожих. Думая лишь о том, как спасти Ромулу. И отомстить убийцам ее отца.
…Потом Марк рассказывал мне, что после моего бегства они с Владыкой Урваном долго не могли прийти в себя от изумления. Епископ заговорил первым. И сказал:
-Христианами не рождаются, Марк. Христианами становятся.
Теперь я знаю – это правда.
***
Первый, кого я увидел, прибежав домой, был Сильван. Сидя на скамейке в атриуме, он о чем-то говорил тому самому немому бродяге, которого меня в свое время угораздило подобрать. Оказывается, все это время он продолжал жить у меня… Увы, за треволнениями всех этих дней я совершенно забыл приказать Сильвану, чтобы он дал ему немного денег и выпроводил прочь из моего дома… Надо сказать, что за это время немой вполне оправился. Так что со стороны вполне мог бы сойти за здорового человека. Однако, будучи врачом, я не мог обмануться: болезнь его продолжалась, и смерть дала бродяге лишь кратковременную отсрочку. Впрочем, меня совершенно не волновала судьба какого-то раба или, того хуже, бывшего преступника. Куда важнее сейчас было добиться ареста злодеев, убивших Аттилия Кальва, и спасти Ромулу.
-Собирайся, Сильван! – приказал я рабу. – Ты пойдешь со мной. Поторопись! Иначе все погибло.
-Что случилось, господин? – спросил не на шутку встревоженный Сильван.
Разумеется, было глупо рассказывать рабу обо всем, что я только что узнал от Домники. Но я должен был поделиться своим горем и опасениями хоть с кем-нибудь. Хотя бы с Сильваном. Тем более, что я доверял ему, как никому другому из слуг. И очень надеялся на его помощь.
-Мне случайно удалось поговорить с одной из рабынь Аттилия Кальва, - сказал я. – Она утверждает, что его отравили. Как потом отравили и всех его рабов, кроме нее. Убийц было двое. Одна из них - Мирталис. Другой – мужчина, которого Кальв назначил опекуном своей дочери. Но имя его неизвестно…
-Ы-ы-ы… - вдруг раздалось за моей спиной. Я обернулся. Немой бродяга, вскочив со скамейки, громко мычал, словно пытаясь сказать что-то. А потом, уразумев бесплодность своих попыток, принялся отчаянно жестикулировать. По его поведению я понял: он что-то знает об этой истории. Однако что может рассказать немой? Положим, он даже грамотен, как когда-то уверял меня Сильван… Но своей изуродованной рукой не сможет написать ни единой буквы. Поэтому бесполезно спрашивать его о том, что именно он знает. И смешно надеяться получить от него ответ.