К этим наблюдениям стоит только добавить, что возможна и иная, уже не восточная, а западная и исторически более близкая параллель к приведенным поэтическим текстам. Это — гностицизм, проводящий четкое различие между Иисусом и Христом. Христос — Божественный дух, подселяющийся к душе Иисуса в минуту крещения в Иордане и оставляющий его перед распятием… Впрочем, сам гностицизм есть попытка языческого прочтения христианского сюжета; попытка перетолковать «новизну» Нового Завета в категориях архаики.
Можно также вспомнить творчество Андрея Платонова. В одной из его повестей коммуна назначает точную дату построения Коммунизма. И вот, когда в назначенный день рано утром главный герой выходит из своего барака, он замирает, пораженный и возмущенный. Поражен он тем, что Солнце всходит на Востоке! Как так — при коммунизме светило смеет всходить по старорежимному, по-царски?… Это возмущение платоновского персонажа довольно точно передает поистине космический размах замыслов и чувств, надежд и верований, который был присущ народному восприятию большевизма. Большевизм воспринимался не как социальная программа, а как поистине космический переворот, то есть наделялся статусом религиозной мистерии, которая обладает магической силой перебрасывать адепта с одного плана бытия в другой, «из царства необходимости — в царство свободы» [4].
Когда же энтузиазм религиозного переживания коммунизма угас, обнаружилось, что без крипторелигиозной идеи страна не смогла прожить более срока жизни одного поколения…
Впрочем, в конце 80-х гг. религиозный инстинкт нашей страны проявил себя невиданным образом. У нас родилась неслыханная на Земле религия — религия консумизма. Это форма религиозного инстинкта, которая исходит из того, что смысл жизни состоит в том, чтобы потреблять. Клич «будем есть вкуснее, больше, пикантнее» стал восприниматься с религиозным фанатизмом, даже надрывом. Интеллигенты бросились подсчитывать, «чьи пироги пышнее», именно пышность пирогов считая критерием «цивилизованности» и предельным смыслом общественной и человеческой жизни… На телеэкраны, наконец-то начавшие показывать картинки изобилия в западных супермаркетах, смотрели с восторгом не меньшим, чем дикари на своих идолов… В качестве самоочевидного довода, демонстрирующего преимущества одной религии над другой, приводились выкладки социологов о том, в странах какой религиозной традиции выше уровень материального потребления…
Наконец, в начале 90-х годов религиозный инстинкт, доселе загоняемый в подполье, был раскрепощен. И начал себя проявлять в самых простых, то есть — в самых архаичных формах.
Примитивнейшая форма религиозности — «культ предков». Именно он является самым массовым культом в постсоветской России — о чем свидетельствуют нескончаемые вереницы автобусов, отправляемые городскими властями на пригородные кладбища в день Пасхи (и это при том, что церковные правила не предполагают никаких заупокойных молитв в девятидневном промежутке от Пасхи до Радоницы!).
Не менее архаичная форма религиозности — тотемизм, предполагающий зависимость человека от некиих зверушек (телезрителям тотемные верования знакомы по рекламному ролику: «Я — Белый Орел!»). Но разве не тотемизмом является повальный интерес к «восточным календарям», когда люди с гордостью свидетельствуют о себе: «Я — Крыса!» — «А я — Скорпион! Приятно познакомиться!»? Люди поистине не слышат, что они говорят. Нарасхват идут статьи, носящие прямо-таки неприличные названия — “Какое ты дерево?». Запредельного градуса эти языческие игрища достигают в предновогодние дни. Тут их масштаб таков, что впору проводить языковую реформу. И вместо традиционного «С новым годом» поздравлять: «С новым гадом!». Например: «Закончился Год Голубой Свиньи! Начинается Год Красной Крысы! С новым гадом вас, дорогие товарищи!».
Помнится, еще апостол Павел что-то говорил о людях, которые, «называя себя мудрыми, обезумели» и вместо Бога воздвигли подобия «птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся, и служили твари вместо Творца» (Рим. 1,23-25).
Еще одна форма религиозной архаики — это шаманизм. Но что же есть нынешний «кашпир во время чумака», как не форма шаманизма?
Так что надо отдавать себе отчет в том, что не столько православие пробуждается и набирает силу на просторах России, сколько архаика. Язычество.
Поставим хотя бы мысленный эксперимент. Представим, что средний “россиянин” оказался в ситуации важного жизненного выбора (менять квартиру или нет, переезжать в другой город или нет, сохранять семью или нет, менять ли место работы…). И вот он решил заручиться санкцией Небес на свой поступок. Вопрос: куда он пойдет за искомым благословением? Варианты ответа: 1) Обратится к православному священнику с просьбой дать совет и благословение; б) раскроет Библию, чтобы в ней попробовать найти ответ; 3) пойдет к гадалке; 4) раскроет гороскоп… Достаточно очевидно, что средний обыватель выберет последние два варианта. Это и означает, что живем мы в стране практикующего язычества [5].
От абсолютного нуля нам теперь предстоит подниматься к вершине. Направление этого движения достаточно точно передано названием одной из книг прот. Александра Меня: «От магизма к единобожию». Только теперь это уже не вектор, описывающий движение далекой истории, но вектор предполагаемого будущего. Нескольким поколениям теперь предстоит проходить этот трудный путь от шаманизма к Заповедям Ветхого Завета. Затем еще нужно будет дорасти до Евангелия. Потом станут понятны Святые Отцы Православия…