Но, быть может, здесь мы имеем дело с близкой к ненормальности утонченностью модного философа половой любви? Откинем тогда пятнадцать веков и найдем у христианского философа — блаженного Августина — следующие строки:
«Мы знаем, что многие наши братья по взаимному согласию воздерживаются от плотской похоти, но не супружеской любви. Чем более подавляется первая, тем более усиливается вторая»[62].
Опять можно возразить, что и Августин подчиняется здесь духу чрезмерного аскетизма. В таком случае откинем еще семь веков и найдем ту же мысль у философа, которого было бы странно обвинять в аскетических тенденциях, у самого главы евдемонизма — Эпикура: «Плотское соединение никому не принесло пользы, а любящего может и оскорбить»[63].
Те же мысли встречаем мы у Плутарха, Цицерона, Галена, Порфирия.
От философов старого и нового времени обратимся к Библии и к святоотеческой изящной литературе.
Книга Бытия повествует, что Иаков любил не плодовитую Лию, а бесплодную Рахиль. Во Второй Книге Царств с обычной библейской прямотой излагается история трагической любви Амнона к красивой Фамари. ...И полюбил ее Амнон, сын Давида. И скорбел Амнон до того, что заболел из-за Фамари. Но вот у Амнона любовь побеждена похотью. Хитростью и насилием он добился падения Фамари, и ...потом возненавидел ее Амнон величайшею ненавистью, так что ненависть, какою он возненавидел ее, была сильнее любви, какую имел к ней... И позвал отрока своего, который служил ему, и сказал: прогони эту от меня вон и запри дверь за нею (2 Цар. 13, 1—2, 15, 17).
И в древней церковной письменности мы постоянно встречаем мысль об антагонизме между половой и родовой жизнью. Климент Александрийский замечает, что «от пресыщения любовь часто обращается в ненависть»[64].
«Когда хранится чистота, - пишет Астерий Ама-сийский, — хранится мир и взаимное влечение, а когда душа объята незаконной и чувственной похотью, она теряет законную и справедливую любовь»[65].
Златоуст доказывает, что «от целомудрия рождается любовь»[66], что «любовь делает людей целомудренными» и что, наоборот, «распутство бывает ни от чего другого, как от недостатка любви»[67].
«Minuitur autem cupiditas caritate crescente» («С ростом любви уменьшается похоть»)[68], — пишет блаженный Августин.
Переходим к изящной литературе и опять видим, что самые яркие образы половой любви не мирятся с размножением. Ни Филимон и Бавкида, ни Ромео и Юлия, ни Данте и Беатриче, ни Тристан и Изольда, ни даже Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна не оставляют потомства.
О чувстве противоречия между половой и родовой жизнью не раз говорил Ж.-Ж. Руссо в своей «Исповеди»:
«Никогда я не любил ее нежнее, как в то время, когда так мало желал обладать ею»... «Я люблю ее слишком сильно для того, чтобы желать ее: вот что сознаю яснее всего»... «В первый раз в жизни я увидел себя в объятиях женщины... но не знаю, какая непобедимая грусть отравляла все блаженство этой минуты. Два или три раза я обливал ее грудь слезами»[69].
«Все так делают», — успокаивает в «Воскресении» Нехлюдов тяжелое чувство противоречия между любовью к Катюше и физическим сближением с нею.
«Я убежден, что это неестественно», — заявляет Познышев в «Крейцеровой сонате». Даже в «Анне Карениной», этом гимне в честь семейной жизни, чувство художественной правды заставило Толстого написать: «Он (Вронский) чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им
жизни. Это тело, лишенное им жизни, была их любовь, первый период их любви. Было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что бьшо заплачено этою страшною ценою стыда».
«Какое значение (в половой любви) имеет тело? — спрашивает герой одного имевшего успех нового романа. — Разве я думал об этом? Разве я стремлюсь к этому? Напротив, чем более люблю, тем менее думаю»[70]. Итак, далеко не один Надсон думает, что «только утро любви хорошо».
62
Sermo de concupisc. cap. 11, Ml. 38, 345. По-видимому, здесь блаженный Августин говорит об очень распространенном в древней Церкви «духовном браке».
69
«Исповедь», часть 1, книга 5-я, пер. О. П. Устря-лова. СПб., 1865. С. 195 — 196. Подобные мысли встречаются и в книге Стендаля «О любви».