Христианин готов признать, что Добро иногда может проявить себя в некотором действии, которое человеком воспринимается как зло. Златоуст об этом говорит так: "Пророк со мною восклицает и говорит: "нет зла во граде, еже Господь не сотвори" (Ам. 3, 6)… Это же выразил и через Исайю: "Аз Бог, творяй мир и зиждяй злая" (Ис. 45, 7; церковно-славянский перевод; русский: "делаю мир и произвожу бедствия")". Злом, по мысли Златоуста, Исайя называет бедствия. "Как пенька не бывает годною для пряжи из нее тонких ниток, если не треплют ее много раз, так и боголюбивая душа, подвергаясь многим искушениям, делается чище и пригоднее к духовному деланию", — находит неожиданный образ преп. Ефрем Сирин.
В конце концов, бывает, что и врач должен причинить боль человеку, которому оказывает помощь. И эту боль можно терпеть только при одном условии: если есть уверенность в том, что нож находится в руке у врача, а не у садиста, если знать, что за видимым злом и ощутимой болью скрывается Добро. Христианин может терпеть боль, потому что знает: Тот, в чьей воле человеческие судьбы, Сам пошел на Крест, чтобы облегчить наши страдания.
Но мысль теософов совершенно иная: они полагают, что за Добром скрывается Зло, которое является его "подосновой". Добро — это эпифеномен, случайное проявление; Зло — это сущность. Как пишет Блаватская, "всюду теории каббалистов изображают Зло как Силу, необходимую Добру, как дающую ему жизненную силу и существование, которого оно иначе не могло бы иметь".
Христос говорит, что Свою жизнь Он имеет от Отца, а не от Змея или Зла. Теософия в порядке "примирения" христианства с другими религиями (с какими? с сатанизмом, что ли?) поправляет Евангелие: Добро берет свое начало во Зле. "Тень не есть Зло, но является нужным и необходимым соотношением, дополняющим Свет или Добро. Тень является создателем его (Добра) на земле". Если Христос пришел явить волю Небесного Отца на земле, а "создателем Добра на земле" является Зло, то чью же волю исполнял Христос? Если оккультист решит быть последовательным адептом своего учения, он должен будет признать: тот Небесный Отец, волю Которого исполняет Христос, есть… Сатана.
Собственно, этот вывод теософия не забывает сделать: "Когда Церковь проклинает Сатану, она проклинает космическое отражение Бога, она предает анафеме Бога, проявленного в Материи или в объективности".
Такова апология зла, апология сатаны в теософии. Эту апологию можно было бы считать диалектическим фокусом и не более того: мало ли в истории человеческой мысли высказывалось парадоксальных идей… Но теософия не останавливается на этом. Оправдав Люцифера, теософия предлагает поклониться ему — и только ему…
Как раньше мы увидели путь от пантеизма к имморализму, так теперь мы встречаемся с реальной философской логикой, которая стремительно ведет от отрицания монотеизма к демонизму.
Божество выше человеческого разума — с этим согласится любой философ. Если нечто не может быть дано в разуме, в сознании, то оно и не может быть предметом человеческой деятельности, оно не может быть целью жизни и работы человека. С этим также нельзя спорить. Отсюда вывод: "Сколь бы ни возвышены были сотворенные разумом цели, они преходящи. А то, что за пределами разума, не может быть названо целью". Если Бог непостижим, то он не может присутствовать в человеческом сознании и, значит, не может быть предметом разумной человеческой деятельности, не может быть целью человеческой жизни. Следовательно, религия как связь с Богом невозможна. Буддисты правы: путь к Абсолюту немыслим.
Одно обстоятельство, правда, осталось неучтенным этой логикой: а что, если Абсолют проявляет Себя? Что, если "Бог жаждет, чтобы Его жаждали"? Да, человек не может своими усилиями и своей практикой обрести Бога. Но разве не может Бог выйти за пределы Своей непостижимости? Если Божество безлично — то Оно неспособно на такой поступок. И такое Божество, как логично описывает Блаватская, есть тьма, которая не может ни думать, ни делать, ни действовать, ни любить. Но Личность способна к любви, и потому Бог может ввести Себя в состав человеческого религиозного опыта.