— Нет. Если так оно и есть, то никакой шизофрении. Если у «никто» на самом деле есть лицо. А в данном случае боюсь, что оно-таки есть. И их немало, а зовут их «Смотрители».
— Извини, — с улыбкой сказал Эндрю. — Это ты про кого? Я потерял твою мысль.
— Они «никто». Вот что я пытаюсь до тебя донести. Эта отсылка к «никто» никакое не выражение, во всяком случае, в местном смысле. Она пришла к нам из древности, и у нее конкретное применение — смертельно конкретное. — Пиккетт понизил голос, еще раз бросив взгляд на дверь кухни: — Ты читал легенды про вечных жидов?
— Он разве не один был? Я думал, он в единственном числе.
— За долгие годы их могла набраться целая куча. По всей Европе. Крестьяне прежде оставляли скрещенные грабли на полях под паром, чтобы они спали под этими граблями. Это была такая разновидность волшебного тотема для защиты. Животные приносили им еду. Но среди них был и центральный персонаж, бессмертный волшебник. Остальные были его учениками, которые продлевали свою жизнь тайными способами. Я собираю эти сведения по крохам — там участвуют рыбы и монетки. И бог знает, какого рода еще талисманы и символы. Я хочу донести до тебя, что это никакая не притча. Это реальность, и нравится тебе это или нет, но я думаю, мы оказались в самом эпицентре событий.
— То есть ты хочешь мне сказать, что существует — что? — целая команда этих «никто»? И что они хотят от тебя?
Пиккетт пожал плечами.
— Ты имей в виду: я слишком мало обо всем этом знаю. А здесь любое незнание может быть смертельно опасным. Но не исключено, что они контролируют все. От и до. Тебя, меня, воротный столб, вращение планет — откуда мне знать, что еще?
Эндрю щелкнул пальцами. Он вдруг понял. Он читал об этом в одном романе.
— Как у Бальзака! Как это у него называется — «Тринадцать»? Это они — «никто»[26]?
Пиккетт только устало покачал головой.
— То, что было известно Бальзаку, и гроша ломаного не стоит. Некоторые из них, возможно, собирались в Париже. Очень даже может быть. Или в каком-либо другом месте. Даже здесь.
— Здесь, в гостинице?
— Именно об этом я и говорю. Один из них уже здесь, но не обязательно в гостинице. Здесь — в Сил-Биче.
— Значит, ты утверждаешь…
— Ничего я не утверждаю. Что-то я знаю. Что-то — мои спекуляции. Но ты будь с ним поосторожнее, а то обнаружишь у себя во рту потроха рыбы-собаки.
Эндрю задумался — каким образом потроха рыбы-собаки могут оказаться у него во рту. Он ткнул пальцем в газетную вырезку, которая все еще лежала перед ним. А кто же тогда покойник?
— Джек Руби[27], — сказал Пиккетт.
Эндрю вдруг показалось, что тело его похолодело. Он еще раз посмотрел на фотографию. Конечно, это вполне мог быть и Пенниман. Но монетки на глазах покойника… Эта идея казалась ему слишком уж нездоровой. И она не несла никакого смысла. Что она могла означать?
— Зачем монетки на глаза? — спросил Эндрю, складывая вырезку пополам и возвращая Пиккетту. Так или иначе, на сегодня с него хватит. Монетки намекали на то, о чем он не хотел знать.
— Я ничего не говорил о монетках на глазах, это ты сказал про них. Я думаю, дело тут вообще не в этом. Я думаю, что монетки — это плата. Кто-то умер. А кто-то убил покойника. Монетки — это плата за оказанную услугу. Плата за длинный ряд предательств.
— Видимо, услуга недорого стоила, да? — сказал Эндрю, имея в виду Пеннимана или кто уж он там был.
— Мы ведь не видели монетки, верно?
— Зачем «никто» сделали это?
— Я не думаю, что это «никто». Я думаю, это сделал один из «никто», действуя в ущерб интересам других. В этих монетах есть что-то…
Эндрю опять попытался найти объяснение в «Гиде Гроссмана». Неожиданно рассказ Гроссмана о подходящих для того или иного случая джинах и горьких напитках зазвучал цельно, начал ласкать душу. Когда разговор заходил о деталях, все эти конспирологические бредни начинали его раздражать. Он чувствовал приближение чего-то. Он это понял ночью, пока сидел на дереве. Он не был уверен, что готов к этому. Ох уж этот Пиккетт с его загадками! Истина состояла в том, что, если ты их не искал, то никогда и не видел. «Не лезь ты в эти дела», — такой совет дала бы ему Роза. И это был бы хороший совет.
— Почему, ты думаешь, он рекомендует фруктовые ножи из нержавеющей стали?
— Кто? Пенниман?
— Нет, Гроссман. Что нехорошо в углеродистой стали? У нее лезвие меньше тупится.
26
«
27