Где-то на втором этаже шумел пылесос. Роза никогда не сидела без дела. Дай ей бог здоровья, подумал Эндрю, выходя вместе с Пиккеттом через заднюю дверь и направляясь к своему «метрополитану», припаркованному у тротуара. Знание о том, что Роза сражается с домом, приводя его в божеский вид, было равносильно знанию о том, что по утрам заваривается кофе. Вселяло надежду. Делало мир крепким.
Случались дни, когда ему казалось, что стены, пол, стулья, на которых он сидел, становятся прозрачными и могут исчезнуть, как задутый язычок пламени на свече, оставляющий после себя лишь дымную тень, ненадолго повисающую в воздухе. Но тут появлялась Роза с тряпкой в руках, или молотком, или садовыми ножницами, и тогда стулья, стены и полы материализовывались из небытия и улыбались ему. Без нее он был бы медузой, призраком. Он это знал и не уставал напоминать себе об этом каждый день.
Ну и что с того, что она становилась близорукой, когда речь заходила о ножах для снятия пивной пены, или импортных сухих завтраках, или уместной для того или иного случая бутылки виски или джина? Ведь для этого у нее был он, разве нет? Гениальное чутье в таких делах проявлял именно он. Ей и не нужно было об этом задумываться.
«Метрополитан», фырча и выпуская облака темного выхлопа, потащился к шоссе. Если ему повезет, то Роза не услышит, что они уехали, а он сможет вернуться незаметно, чтобы она не узнала о его отсутствии. Пиккетт захочет заглянуть в «Праздный мир»[31] и навестить старого дядюшку Артура, но для этого не будет времени. Речь идет о серьезных вещах. Ему нужно еще уладить дела с тетушкой Наоми, иначе у него будут неприятности.
Старая добрая тетушка Наоми. При свете дня — когда она не храпит, а ее коты гуляют по крышам — легко быть человеком широких взглядов, а не зацикливаться на мелочах. Мысль о том, что и Роза работает в этом направлении, еще больше облегчала его задачу. Иногда. По правде говоря, иногда его задачи облегчались, если он чувствовал себя виноватым. Он вздохнул — его мозг был не в состоянии учитывать все факторы. Ну, хорошо, он возьмет на себя обязанности по тонкой работе. У него это получается лучше всего. Никто не может спрашивать с него больше, чем это. Что по этому поводу говорил его отец? Если им предстояла легкая работа, отец любил приговаривать: на легкую можно пригласить и кого-то постороннего. Или что-то в таком роде. Казалось, его слова, хотя и с натягом, который не выдержал бы серьезной проверки, применимы к данному случаю. Он вдруг понял, что Пиккетт говорит — спрашивает его о чем-то.
— Что? Извини.
— Я спросил, для чего тебе нужен яд?
Этим вечером Эндрю зачитался в библиотеке и лег поздно. Миссис Гаммидж и тетушка Наоми играли наверху в скрэббл чуть не до одиннадцати часов, после чего отправились спать. Роза уже давно улеглась. Пенниман вернулся в десять. К полуночи в доме стояла тишина и повсюду был погашен свет. Эндрю чувствовал себя заговорщиком, хотя на самом деле ни с кем в заговор не вступал. Он от начала и до конца был единственным составителем плана и единственным его исполнителем. Он даже с Пиккеттом им не поделился, хотя его друг и согласился прийти с утра пораньше якобы по пути на пристань, где якобы собирался ловить рыбу. В шесть часов вечера Эндрю с улыбкой подумал: все будет в порядке.
Он дождался полуночи, решив, что так будет романтичнее. Потом, чувствуя пустоту в груди, он на цыпочках поднялся по лестнице, ведущей в мансарду, в руке он держал сумку с дохлым опоссумом. Тело уже начало попахивать. Его нашли вчера в Гарден-Гроув. Опоссум уже был мертв и подран в нескольких местах, вероятно, котами. Если Эндрю правильно разыграет карты, этот факт будет говорить в его пользу. На лестнице было темно, но он даже фонариком не мог воспользоваться. Если его сейчас обнаружат… что будет дальше, он не мог знать. Его увезут. Люди в медицинских халатах завалят его коварными вопросами. Они запудрят ему мозги и сделают нужные им выводы.
Он пробрался в маленький закуток под коньком, собираясь оттуда выбраться на крышу. Прошлой ночью лестница подвела его, больше так рисковать он не мог. Он видел тень подзорной трубы Пиккетта перед окном, осторожно отодвинул ее в сторону, открыл окно и вышел наружу. Слава богу, крыша была не очень крутая. Он вытащил за собой сумку, оставил ее на крыше и по битумной черепице подобрался к краю, к тому месту, где стояла прислоненная к дому стекловолоконная трубка, невидимая со стороны за листвой камфорного дерева. Дотянулся до нее.
31
«