Впрочем, пока он еще не решил, что собирается с ними делать. Может быть, раздаст их перед супермаркетом. Он мог бы говорить, что они принадлежали какой-нибудь знаменитости — может быть, бабушке одной голливудской звезды. Да люди драться из-за этих котов будут. А то он может раздать их соседским детям и предложить вознаграждение в полтора доллара за каждого взятого ими кота при условии, что они не будут его возвращать, а еще, если не донесут на него, то получат доллар за каждого кота в конце месяца. Такой вариант, впрочем, чреват опасностями: дети существа таинственные, непредсказуемый народ, ничем не лучше котов. Он достал рыбешку из кармана рубашки и помахал ею перед раскрытым мешком из-под муки. Кот за окном наморщил нос.
Эндрю улыбнулся ему и кивнул, добродушно подмигивая. «Хорошая киса. Вот тебе рыбка».
Кот отвернулся и принялся вылизывать себя, а Эндрю поднялся на еще одну ступеньку и положил рыбешку на дранку, но кота это не заинтересовало. С таким же успехом можно было положить туда старый ботинок. Тень Эндрю согнулась над дранкой, длинная и угловатая от лунного света, она напоминала карикатуру на Дон Кихота. Он повернул голову, чтобы увидеть тень от своего профиля, эта тень понравилась ему больше, и он подумал, что с возрастом понемногу с каждым годом становится все больше похожим на Бэзила Рэтбоуна[12], если бы ему еще и жирком не обрастать. Он чуть прищурился, словно ему открылось что-то скрытое от остальных смертных. Но у тени, конечно, никакого всезнающего прищура видно не было, а его носу, чтобы быть похожим на нос Рэтбоуна, требовалось обрести бóльшую крючковатость. Кот на подоконнике сидел все в той же позе и, казалось, знал о спрятанных вещах гораздо больше, чем он, Эндрю Ванберген.
Он ухватил стеклопластиковую трубку, подтащил ее правой рукой вверх так, чтобы можно было сунуть ее внутрь через открытое окно. Трубка плохо подходила для ближней работы. Коту на подоконнике придется подождать. Он вглядывался в темную комнату, ждал, когда приспособятся его глаза, прислушивался к храпу. Храп был ужасен. Ничего другого, подобному этому храпу, на земле не было: хрипы, стоны и шумы вызывали у него ассоциации с каким-то дыхательным аппаратом.
Поначалу, когда все в нем кипело, его снедало искушение сунуть трубку ей в ухо и крикнуть в другой конец. Но это могло ее прикончить. Она уже десять лет как болела — по крайней мере, давала это понять — и бóльшую часть этого времени была инвалидом. Крик ей в ухо посреди ночи через пятнадцатифутовую трубку просто прикончит ее на месте. Вскрытие покажет, что она превратилась в человеческий пудинг. Его за это упрячут в тюрьму. Его крик разбудит весь дом. Его стащат с лестницы и разинут рты, увидев его измазанное золой лицо. Зачем он кричал тетушке Наоми в ухо через трубку? Она поселила у себя котов? Она храпела, да? А он — что? — вырядился в вора, специализирующегося на похищении алмазов, подобрался к ее мансардному окну по стремянке в расчете покончить с ней криком через стекловолоконную трубку?
Лунный свет, проникший через ветви дерева, скользнул мимо него и неожиданно осветил комнату. На кровати свернулся клубочком еще один кот. Ему никогда не накинуть петлю на голову этого животного. Другой кот стоял на бюро и смотрел на лунный свет своими красными, как прожектора, глазами. Комната была набита котами. Воняло тут, как в собачей конуре, пол был усыпан кошачьими экскрементами. Да оттуда океанские ветра и за сто лет не выдуют эту вонь. Он поморщился, переместил трубку и помахал петлей перед котом на туалетном столике. Кот вызывающе смотрел на него уничижительным взглядом. Эндрю стало почти стыдно. Действовать нужно было быстро — сдернуть его со столика, по возможности не задев трубкой кровать и не разбудив тетушку Наоми. Немного пошуметь можно — ее храп все заглушит.
Он тренировался на заднем дворе, когда семья уезжала. Ему помогал его приятель Бимс Пиккетт — играл роль удивленного кота. Потом они соорудили чучело толстого кота из подушки, кувшина и брезентового мешка и сдергивали его с веток дерева, с кустов, с забора, пока Эндрю не набил руку и не свел требуемые движения к быстрому броску лассо и рывку. Трудность его теперешней задачи состояла в том, что трубку нужно было положить на подоконник, чтобы уменьшить длину рычага. Рычаг, с другой стороны, пригодится хотя бы для того, чтобы повесить на него открытый мешок. Он просил Пиккетта помочь ему, но тот не согласился. Прикрылся тем, что он не «человек дела», а «генератор идей».