Эндрю оставил трубу на секунду лежать на подоконнике, наблюдая одним глазом за странно неподвижным котом, а другим — за котом на подоконнике. Он взял мешок из-под муки, сунул себе в рот край с открытой стороны, и оставил так, чтобы другой конец мешка касался дранки. Он был готов. Тетушка Наоми всхрапнула громче обычного и перевернулась в постели. Он замер, сердце его колотилось, по спине пробежал холодок, несмотря на жару. Прошло несколько мгновений. Он выставил трубку в комнату, дивясь тому, что глупый кот стоит там, неподвижный, как прежде. Легкая добыча. Он захихикал, подавляя настоящий смех. Что бы сказал Дарвин? Что ж, глупое животное заслужило, чтобы быть схваченным таким вот образом. Естественный отбор — вот как это называется. Он отловит котов, свяжет четыре угла простыни тетушки Наоми, без труда запрет их в багажнике «метрополитан» и выкинет, так и завернутых в простыню, в болото в парке Гам-Гроув.
Смотря на размыв звезд в черноте вверху, легко поверить, что в ночном небе и погруженном в темноту городе, растянувшемся вдоль берега, что-то происходит. И все эти случайные формы вещей — людская карусель, их казавшиеся мелочными делишки, ежедневные махинации правительства и империй — все это медленно вращалось, как звезды, складывалось в закономерности, невидимые для человека на улице, но ясные для него, как бутылочное стекло, в особенности поздней ночью. Или по крайней мере давало надежду на ясность. Очистка дома от котов будет первым шагом к очищению его разума от мрака, движением в сторону упорядочения того хаоса, в который иногда вроде бы погружалась его жизнь. Они установили телескоп Пиккетта в неоштукатуренной каморке рядом со спальней тетушки Наоми, но кошачий запах выставил их оттуда; вот уж воистину обидно. В звездном небе было что-то — может быть, космический порядок, — приносившее ему облегчение, приводившее все в конечном счете в норму. Он не мог насмотреться на эту картину, и иногда не ложился в постель допоздна, чтобы в полночь, после того как уличное освещение погаснет, бросить взгляд в полуночные небеса.
Все эти разговоры в новостях о необычной погоде и землетрясениях в последние недели тревожили, хотя, казалось, что они свидетельствуют о чем-то; казалось, все это подтверждало его подозрения о пришествии чего-то важного. Назначение реки Иордан, изменившей направление течения и вытекающей теперь из Мертвого моря, состояло в том, чтобы быть пробкой. Эта новость чересчур походила на чудо из Ветхого Завета, хотя насколько было известно газетчикам, никакой Моисей этим явлением не дирижировал. Оно, несомненно, вызвало бы меньше обсуждений, если бы не умирающие птицы и мутные дожди. Газеты на своем эвфемистическом языке твердили о возмущениях на солнце и приливных нарушениях, но все это, совершенно очевидно, было обычным газетным враньем. Эндрю спрашивал себя, знает ли хоть кто-нибудь наверняка, есть ли кто-то избранный, кто понимает, кто со знающим видом кивает, слыша про подобные явления, и подмигивает друг другу.
Город Сил-Бич был в последнее время полон всяких необычных личностей: людей из тайных обществ, хиромантов, ясновидцев сомнительных способностей. В южном Лонг-Биче всего неделю назад состоялся съезд ясновидцев. Бимс Пиккетт даже познакомился с одной девушкой, во внешности которой не было ничего спиритического, но которая объявила, что дом Эндрю полон «эманаций». Он ненавидел такие словечки.
Эндрю покачал головой. Он опять, так сказать, витает в облаках. Мысли его метались, и это было плохо. В этом издавна и состояла его проблема. Роза, его жена, не раз говорила ему об этом. Он улыбнулся коту на туалетном столике, пытаясь загипнотизировать его. «Сиди на месте», — прошептал он, медленно приближая петлю к кошачьей голове. Он затаил дыхание, замер на мгновение, потом дернул за веревку и одновременно резко потянул на себя трубку. Веревка натянулась и стащила кота со столика. Трубка ударилась о подоконник, ее повело в сторону, к кровати, а необычно тяжелый кот рухнул на пол с таким звуком, будто разбился на множество фрагментов. Кот на окне истошно завопил ему в ухо и выпрыгнул на крышу. С полдюжины котов, остававшихся в комнате, словно взбесились, они прыгали, вопили и шипели. Он потащил на себя трубку, но петля за что-то зацепилась, может быть, за угол кровати.
Загорелся свет, и он увидел тетушку Наоми. В ее волосах виднелись бумажные папильотки, а лицо перекосило так, что она стала похожа на рыбу. Она прижала простыню к груди и вскрикнула, потом схватила прикроватную лампу и швырнула ее в окно. Комната мигом погрузилась в темноту, а лампа ударилась в стену в футе от его головы.