Романизация вернула города Греции и Малой Азии к процветанию — но оно охватило не всех, живших под владычеством Рима, хотя имперские программы цинично обещали «равные доли» римской аристократии и провинциальным чиновникам, местной знати и торговцам, богатым и бедным. Римские сатирики в ответ только смеялись. Христиане же предлагали радикальный путь борьбы, проповедуя разрыв с основными принципами, на которых держалась власть империи. Апостол Павел предупреждал, что «мир и безопасность» могут рухнуть в одночасье (1 Фесс. 5:3). Считают, что выбор Павлом для проповеди Коринфа мог иметь глубокий смысл. Именно отсюда управляли всей Грецией (римляне уничтожили город в 146 г. до н. э., но в 44 г. до н. э. Юлий Цезарь вывел сюда колонию ветеранов). Новый Коринф быстро стал провинциальной столицей, крупнейшей римской метрополией в Греции, в шесть раз превосходившей любой другой город. Это был центр служения обожествленному императору и перекресток потоков населения, товаров, ценностей и идей со всего Средиземноморья. План города-колонии и новые римские дороги, связавшие города и порты Коринфии — выдающийся успех римских градостроителей.
Раскопки в Беотии и области Коринфа свидетельствуют одновременно о резком уменьшении населения, обнаруживают запустевшие и оставленные города, смену путей и узлов управления, религиозных центров. Новые работы по ландшафту Ахайи показывают, что изменилось буквально все: дороги, надгробия, распределение земли, местонахождение святилищ. В результате возникали новые границы, не только территориальные и культурные, но и политические, разделившие боровшиеся древние греческие общины и новые римские города. Ясно, что современное прочтение двух Посланий к коринфянам должно исходить из такого исторического контекста и видеть в действиях общины ответ на имперскую реальность. Мир первых христиан рос не на статичном фоне из колонн, акведуков и элегантных романизированных городов, как казалось еще в начале века (хотя все это, разумеется, существовало). Это менее всего мир воображения, замкнувшийся в духовных исканиях, — это «общество в процессе изменений, самоадаптации и самоассимиляции по отношению к новому имперскому порядку… каковой процесс Претерпевали из века в век бесчисленные подчиненные сообщества». (Цит. по: Silberman, 1996).
Путешествия Гертруды Белл. Бин Бир Килиссе
Возвращаясь в Малую Азию, нужно отметить, что успехи именно здесь, где более тысячи лет билось сердце христианского мира, вдохновили многих. С ним сотрудничала французская школа в Афинах, австрийские и американские ученые; многолетнюю программу «археологических путешествий» при поддержке из Стамбула начали немцы, пользовавшиеся по политическим мотивам в Турции особыми правами. Но Малая Азия оставалась опасным местом (например, немецкий путешественник и собиратель древностей Карл Буреш умер в 1896 г. в Лидии от малярии просто потому, что находился в слишком отдаленной деревне). Тем удивительнее появление на этой арене исследователя-женщины. Гертруда Белл (1869–1926) — типичная героиня викторианской эпохи, когда престиж женщины быстро возрастал благодаря подвигам самоотверженного служения в медицине, науке, революционной и политической борьбе. Обладая независимым состоянием и дипломатическими связями, Белл работала как сестра милосердия в сербской армии на Балканах, посетила в 1892 г. посольство в Тегеране, выучила персидский и арабский. Сегодня дипломатическая карьера была бы ей обеспечена, но в те годы она была невозможна, и Белл, после смерти жениха, целиком посвятила себя Востоку. Она была среди немногих европейцев, которые понимали язык друзов Хаурана и оказала неоценимую помощь Ричарду Вулли в «Уре халдеев». Но еще раньше, в 1905 г., судьба свела ее с Рамсеем. Для истории христианских памятников их встреча не менее примечательна, чем свидание Стэнли и Ливингстона в исследованиях Африки (Bell, Ramsay, 1909).