Унаследованный христианством от поздней античности интерес к древностям, разумеется, содержал зерно здорового научного исследования. К сожалению, наука о них, как и всякая наука в системе средневековой теологии, подпала под понятие curiositas — «любопытства», то есть стремления к знанию, не содержащемуся в Писании и потому бесполезному, а чаще даже вредному для спасения души.
1. Ранняя церковь в Палестине и проблема иудео-христианства[5]
События, которыми открывается история христианства, происходили сперва в Палестине, а затем охватили большую часть Средиземноморья (Малую Азию, Грецию, Рим). Новый Завет содержит разнообразные свидетельства о мире своей эпохи. В нем упомянуты топонимы, названия всевозможных предметов и сооружений, множество личностей и др. Последующая церковная традиция добавила огромный материал того же рода. Практически все в этих текстах приобрело со временем характер мемориально-религиозный (и потому не нуждается в критическом подходе). Однако упоминаемые местности, сооружения, предметы и личности— элементы реальности и как таковые они законная добыча науки о Древностях; тем более это относится к истории последующего их почитания.
С чем столкнулись в Палестине посланцы императора Константина Во второй четверти IV в.? Со времени проповеди Христа и его апостолов прошло почти три столетия. Какие реальные древности оставили первые века христианства? Возможно ли, с точки зрения современной Науки, отыскать места, упоминаемые в Новом Завете, и что они собою представляли? Трудно ответить однозначно: надежных письменных источников немного, а архитектурные и природные (топографические) Памятники столь активно изменены преобразовательной деятельностью Византийской эпохи, что материал не всегда позволяет ясно судить о Предшествующем трехсотлетием периоде. Но некоторые данные для решения вопроса о христианских и протохристианских памятниках Палестины I — нач. IV вв. н. э. археология все же предоставляет.
Теологи в XVIII-XIX вв. были a priori твердо уверены, что первоначальное христианство должно оставить явные материальные следы. Но следы эти никак не удавалось отыскать. Сообщения о находках, которые могли показать перемены в верованиях населения Палестины рубежа I в. до н. э. — 1 в. н. э., встречали с пониманием и облегчением — но одно за другим эти свидетельства отводились с развитием знаний (см. ниже). И лишь в середине столетия были найдены новые надежные источники, рассказавшие о духовных поисках «осевой эпохи». Это были «рукописи Мертвого моря».
Кумран
Вокруг «текстов Кумрана» еще долго будут кипеть оживленные споры. Их видят то протохристианскими, то иудео-сектантскими, а, например, известный исследователь иудейских древностей профессор Норман Голб трактует состав рукописей как обычный для ортодоксальной иудейской общины.
Судьба археологических памятников, связанных с Кумранскими рукописями, по-своему не менее интересна, особенно в отраженном свете самих текстов и полемики вокруг них. Как известно, полное приключений случайное обнаружение первых рукописей в 40-х гг. XX в. (обычно называют 1947 г., но известны рассказы, датирующие находку 1945 г.) привело к достаточно быстрому изданию первых свитков и к активному поиску новых в пещерах вокруг Мертвого моря и в монастырях, в крепости Масада и у торговцев древностями — хотя в дальнейшем их введение в научный оборот встретило немало препятствий.[6]
Вскоре была начата работа по исследованию тех мест, где, возможно, жили составители кумранских манускриптов. Наибольший интерес вызвал, конечно, сам Хирбет Кумран, раскопанный в 1951-58 гг. отцом Роланом де Во и Ланкастером Хардингом. Они высказали предположение об использовании поселения общиной ессеев и попытались восстановить их образ жизни.[7] Достаточно обильный материал позволил составить надежную хронологическую шкалу. Поселение «кумранитов», видимо, возникло при хасмонейском правителе Иоанне Гиркане (134–104 до н. э.), в 31 г. до н. э. было разрушено землетрясением, ненадолго оставлено, затем восстановлено при Ироде Архелае (4 г. до н. э. — 6 г. н. э.) и окончательно разрушено римлянами в июне 68 г. н. э. С этого времени руины периодически использовались римскими солдатами и иудейскими повстанцами, пока не были окончательно заброшены.[8]
Функциональная интерпретация, однако, оказалась труднее хронологической. Кумранскнй комплекс довольно сложен, в его составе комнаты и залы, хранилища запасов и водоемы, башня и лестничные марши, а вблизи довольно значительное по объему кладбище. Вскоре раздались голоса, отрицавшие верность определения Кумрана как общинного поселения сектантов. Если X. Штегельман все же видел здесь своеобразное «издательство» (скрипторий), целью создания которого было производство свитков, то П. Донсель-Вут — эллинистическую виллу одного из знатных семейств Иерусалима, спасавшегося здесь от холодной горной зимы («вилла рустика»), и трактовала «зал скриптория» как «столовую», а Дж. Патрик отметил, что условия жизни на кумран-ском поселении не свидетельствуют о постоянном обитании. Среди вариантов предлагались убежище для торговцев, склад товаров на важном караванном пути; Норман Голб объявил комплекс крепостью. Появлялись и комбинации из нескольких подобных гипотез (Dead Sea Scrolls, 1992; Vanderkam, 1994; Donceel-Voute, 1994). На многие вопросы невозможно ответить с полной ясностью — например, на такой важный, как поло-возрастной и численный состав жителей на поселении.[9]
6
К началу 1950-х гг. исследовали 7 местонахождений рукописей. Опираясь на одни и те же тексты, в кумранитах видят представителей не только ессеев, но и других религиозных и общественных течений Иудеи. Открытие не оставило равнодушным буквально иикого, оно вызвало неожиданную реакцию даже в шовинистических кругах России (поучительный и забавный эпизод: Маргулев, 1994). Ситуацию несколько улучшил выход в 1991 г. давно ожидавшейся публикации текстов рукописей, часть которых ранее была недоступна для изучения, но обилие проблем интерпретации все равно заставило дать симпозиуму 1992 г. в Граце (Австрия) характерное название: «Кумран нигде» (Тантлевский, 1994, 10). Традиция русской кумранистнки возникла вскоре после открытия первых рукописей трудами Иосифа Давыдовича Амусина (Амусин, 1960; Амусин, 1964; Амусин, 1983 и др.). Издавались русские переводы текстов (Тексты, 1971–1996) и популярных книг Г. Штолля, А. Донини и др. Последнее фундаментальное исследование текстов принадлежит И. Р. Тантлевскому (1994).
7
De Vaux, 1973. В 50-е гг. тексты вызвали такой энтузиазм и доверие к информации, что предпринимали даже специальные экспедиции на основе сведений, в них содержавшихся. Так, известный «медный свиток» со списком сокровищ, якобы спрятанных в разных местах Палестины, вызвал две экспедиции 1956-60 гг. — которые, конечно, сокровищ не нашли (Аллегро, 1967).
8
Стратиграфически выделяют три периода, из которых первый распадается на две части: Iа, около 20–40 лет, не дающий нумизматического материала, но по керамике не отличающийся от следующего — Ib, который датируется монетами правителей Иудеи (с 223 г. до н. э. по 37 г. н. э. и керамикой примерно от 150 г. до н. э. до нач. I в. н. э. (или несколько шире, от 200 г. до н. э. по 68 г. н. э.)). Фазу IЬ Завершает землетрясение 31 г. до н. э. II период связан с восстановлением поселения ок. 4 г. до н. э. — 6 г. н. э., а завершает его захват римлянами (X легион из Кесарии) летом 68 г. III период, римский (до сер. 80-х гг.) и «повстанческий» (132–135), кончается в 30-х гг. II в. н. э. Очень важна и датировка кожи и льна, из которых сделаны рукописи, методом радиоуглеродного датирования, проведенная в 1990-91 гг.: даты в интервале от 209–117 до н. э. по 21 до н. э. — 61 н. э. (кожа; лен дал дату 33 г. н. э. плюс-минус 200 лет). (Амусин, 1960а; Амусин, 1983; Тантлевский, 1994).
9
Кладбище Кумрана описывают как один большой и два или три маленьких участка, которые могли быть и независимыми некрополями. Число общинников оценивают в 150–400 человек, но Дж. Патрик снижает его до 50–70. Число вскрытых на большом кладбище могил, в которых погребены только мужчины, недостаточно для окончательного суждения об обряде целибата (26 из примерно 1100), тем более что на маленьких кладбищах есть детские и женские могилы. Динамику трудно прослеживать из-за отсутствия в мужских погребениях инвентаря (в женских он тоже скуден). Все тела, кроме одного, лежали головой на юг (ессеи думали, что рай — на севере), в нише восточной стены могилы, которые прикрывал кирпич или галька. Могилу сверху отмечал большой камень (Тантлевский, 1994, 39–42; Hachlili, 1993).