- Садитесь, Ваше Высочество, - сказал мне тот, что с белым лицом.
Я остался стоять. Подчиняться простолюдинам - последнее дело.
- Ваш отец погиб, - заговорил второй, с чёрным лицом. - Мы сожалеем об этом. Произошла ошибка. В наших общих интересах её исправить. Мы предлагаем вам стать императором и признать власть Земли над вашей planeta. Так война прекратится и в Сиезе снова будет порядок.
- А зачем это вам? - спросил я.
- Мы хотим изучать вас, - снова вступил первый. - А изучать лучше в естественной среде.
- К чему же тогда было нападать на нас и разрушать эту среду?
Белый землянин ответил не сразу. Он долго смотрел на меня, а потом изрёк:
- Мы не собирались нападать. Произошла ошибка. Теперь мы её исправляем. И вы нам в этом поможете.
- Вы враги моего народа и убийцы моего отца. Я не буду помогать вам ни в чём.
- Воля ваша. Только не забудьте про них.
Чёрный бросил на стол передо мною стопку листов. Там были имена и лица. Керкер, Ахад, Вуор, Хило, и многие другие, все главы сопротивления и все, кто мог бы их заменить - весь цвет Сиеза.
- Мы знаем место нахождения каждого, - продолжал землянин. - После вашего окончательного отказа все они будут убиты. Сегодня же. Но если вы согласитесь сотрудничать, мы сохраним им жизнь.
- И свободу действий?
Вот этот момент. Момент предательства. Если начинаешь торговаться, то значит, вопрос уже только в цене. Внутренне ты готов продаться. А значит, уже продался.
* * *
Я стал императором, а они не стали трогать глав сопротивления. За рекой земляне устроили своё представительство. Три месяца спустя, когда я отдыхал в дальнем поместье, ко мне пробрался Охтор.
Ни он, ни те, кто послал его, и никто в Сиезе кроме меня не знал и не знает, что земляне могли следить за кем хотели, будучи невидимы. Любое моё слово им было известно. Поэтому я говорил:
- Передай брату, что война закончилась. Я признал над собою власть Земли.
Я не мог ни одним словом выдать своих подлинных мыслей. Только знаком. Но эта деревенщина даже не понял, что если император прислуживает ему за столом, то это честь не гонцу, а знак поддержки тем, кто его послал и их делу. Впрочем, стоит ли винить Охтора? От меня ведь ждали чего-то посущественнее знака.
* * *
- Последнее слово, - объявляет Ахад, глядя на меня. - Вам есть, что сказать суду?
- Да. Я прошу пощадить всех, кто при оккупации работал во дворце. Видит Бог, они подчинялись вынужденно. Каждый день я чувствовал, что они ненавидят и презирают мой поступок. И как только началось восстание, они поспешили к нему присоединиться. Они - не предатели. Я прошу о снисхождении к ним.
- Брат, есть ли тебе что сказать о себе самом? - Керкер опять пытается бросить мне соломинку.
Но её нет, соломинки. Я качаю головой:
- Об этом надлежит говорить не мне, а вам.
* * *
Однажды земляне ответили на мой вопрос о вторжении.
- Просто несчастный случай, - сказал белый. - Над вашей planeta уже давно висит наша stanciya. Жена и сын её начальника однажды вылетели в kapsula. Сломался dvigatel и kapsula упала. Оказалась у вас. Начальник пытался спасти их. И превысил свои полномочия.
- И как, спас?
- Нет.
- И что с ним стало?
- Зачем вам это знать? - белый, кажется, был удивлён.
- Я тоже хочу вас изучать.
Земляне засмеялись.
- Для начала захвати нашу планету, - сказал чёрный.
Я ничего не ответил. Препираться с простолюдинами - последнее дело.
* * *
А по ночам мне снился трон в крови. Я знал, чья эта кровь. Моего отца.
- Что же вы трон-то не вымыли? - спрашивал я, оборачиваясь к распорядителю церемоний.
- Простите, Ваше Величество, - безликий распорядитель склонялся в поклоне. - Виновные будут наказаны. Но обряд уже начинается. Готовьтесь принимать чествования.
И я, вздохнув, садился на трон, чувствуя его холод, и выпрямлялся, наводя на лицо величественное выражение, и опускал ладони на липкие подлокотники...
* * *
Шли годы. Я чувствовал, как земляне слабеют. Точнее, слабеет их присутствие на Сиезе. Сама-то земная империя, наверное, оставалась столь же могучей, но внимание её переключилось на что-то иное, лежащее далеко за пределами нашего мира. Мне было приятно надеяться, что на очередной "planeta" им попался орешек покрепче нашей армии. Хотя, быть может, причины совсем невоенные.
И вот, наконец, три дня назад, когда загремели взрывы за рекой, я понял, что началось, и сердце моё ожило. Я улыбнулся и повелел созвать всю дворцовую стражу.
- Идите! - сказал я им. - Пока не поздно, примкните к восстанию. Убивайте столько двухглазых, сколько сможете!
И вспыхнули взгляды, и, наверное, в первый и последний раз гвардейцы посмотрели на меня как на своего императора. Лишь капитан их возразил: