Идеал всеобщего блага — идеал высокий и чудный. Но, говоря словами нашего русского мыслителя, этот идеал, подобно многим мировым явлениям, не имеет источника света в себе, но нуждается в лучах иного, большего светила, будучи освещен которыми, он может и сам, подобно планетам, освещать путь людей, светить им своим тихим, умиротворяющим светом. И только в лучах света Христова источник жизненной силы самого идеала всеобщего блага. Как было отмечено мною, я свою задачу ограничиваю речью лишь о христианском отношении к жизни. Если и касаюсь идеала общего блага, то лишь настолько и потому, что наше время с особенной определенностью выдвинуло этот идеал как евангельский, назвало это будущее счастье человечества Царством Божиим на земле и говорило о нем так, как будто это и было то самое Царство, о котором благовествовал Христос. А между тем в христианском кругозоре мысль о будущем человечестве и дело служения ему освещаются новыми лучами личного бессмертия и вечной жизни в Царстве Отца.
Если посмотреть на учение и жизнь Христа в целом, то, бесспорно, прежде всего, нужно сказать, что долг служения будущему человечеству ярко напечатлен в деле Христовом и в Его заветах миру. В своих чтениях "Евангелие перед судом Ницше" мне уже пришлось встретиться с упреком христианству в узости кругозора, в чересчур внимательном отношении к отдельным людям, из-за которых для Евангелия будто бы осталось незамеченным человечество, люди вообще. Здесь я напомню об одной только Голгофе, чтобы ясно стало, как в сферу служения миру Самого Христа входило истинное благо всего человечества, его спасение. Именно на Голгофе ярче всего выразилась та великая любовь, которая, не минуя ближнего, простиралась в бесконечную даль веков. На Голгофе, в неразрывной связи, конечно, с последующим Воскресением Христа, было положено начало тому великому строительству дома Божия на земле из живых душ человеческих, которое уже продолжается века и конец которого вне поля нашего зрения. Если бы только "ближние" были в кругозоре Христа, то, казалось бы, не три года общественного служения Христа были достаточными для того, чтобы послужить современникам. И когда умирал Христос на земле, как мало было видно человеческому глазу спасенных Им, какое множество оставалось вне сферы учительства и милосердия Господа! И однако Христос знал, что "дело, которое дал Ему Отец совершить, Он совершил" (Ин. 17:4), что путь пройден весь до конца и что жизнь и смерть Господа были тем живым семенем, которое должно было произрастить плод мног — Церковь Христову, которую Он приобрел Своей Кровью. С высоты Голгофы Христу видна была даль веков, Его сердце обнимало Своей любовью все будущее человечество, и как у Голгофы витали все чаяния прошлого, жившего верой в избавление, так от нее же лился свет, несущий миру любовь и тепло до края земли и навеки. И само собой понятно, что каждый христианин есть, в известном смысле, не только ветвь, растущая на лозе истинной, но и продолжатель в мире дела Христова, служитель Его, участник великого домостроительства. Такими были, прежде всего, апостолы. Проповедовали они Христа миру, готовили себе преемников и радовались, что слово Христово распространялось по земле, и верили, что Царство Божие на земле будет расти до великого дня откровения в мире славы Христовой. Верили и работали на ниве Божией. Сказать поэтому, что Христос и Сам есть краеугольный камень строительства Божьего на земле, и ученикам Своим заповедал продолжать это же строительство, сказать это значило бы высказать азбучную евангельскую истину.