К концу III — началу IV веков христианство настолько изменило свое социальное лицо и приняло в себя столько новых догматических и моральных положений, что, по словам Ф. Энгельса, «было, как небо от земли»[16] далеко от примитивной религии «Откровения Иоанна».
Как отмечает Энгельс, для христианской морали «была бесцеремонно использована… стоическая философия, в особенности Сенека», а христианская догматика развивалась «с одной стороны, в связи со складывавшейся евангельской легендой об Иисусе, с другой стороны— в борьбе между христианами из евреев и христианами из язычников»[17]
Если в первые времена существования христианства римское императорское правительство нередко подвергало репрессиям членов новой религиозной организации ввиду их демократического состава и отрицательного отношения к официальным государственным порядкам, то мало-помалу такие репрессии явно потеряли всякий политический смысл. Руководители христианских общин не только перестали считать римскую императорскую власть «венчанным зверем» и «великой блудницей», но начали горячо призывать своих единоверцев к самому ревностному выполнению государственных повинностей. «Существующие же власти от бога установлены!», — внушал апостол Павел Римской общине («Послание к Римлянам», глава 13, стих 1). «Отдавайте кесарево кесарю, а божие — богу!», — учило евангелие («Евангелие от Марка», глава 12, стих 17; «Евангелие от Луки», глава 20, стих 25).
Уже во II веке руководители христиан стали непосредственно обращаться к императорам с настоятельными просьбами узаконить их религию. Характерно, что в качестве наиболее убедительного аргумента они ссылались на ту помощь, которую христиане фактически оказывали государственной власти в охране существующего рабовладельческого строя. «В отношении общественного спокойствия, — писал христианский философ середины II века Юстин, — мы вам особенно полезны… Из страха перед вашими законами и карами люди стараются скрывать свои преступления, но они делают их, так как знают, что вы тоже люди и вас можно обмануть. А если бы они были уверены в том, что от бога ничего нельзя скрыть, не только никакого поступка, но даже намерения, то, по крайней мере, из страха наказаний старались бы жить добродетельно, — с этим и вы должны согласиться» (Юстин-Мученик. «Первая апология», глава 12).
Нельзя не прийти к выводу, что защитник христианства II века с большой точностью определил основные функции светской и духовной власти во всяком эксплуататорском обществе. Одна власть принуждает, а другая уговаривает, ссылаясь на всевышнюю божественную волю. Ведь именно о таком классовом союзе светской и духовной властей говорил В. И. Ленин, разоблачая врагов пролетарской революции. «Все и всякие угнетающие классы, — говорил Ленин, — нуждаются для охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа. Палач должен подавлять протест и возмущение угнетенных. Поп должен утешать угнетенных, рисовать им перспективы… смягчения бедствий и жертв при сохранении классового господства, а тем самым примирять их с этим господством…»[18]
Захватив руководящие посты в большинстве христианских общин, идеологи рабовладельцев немедленно повели ожесточенную борьбу против всех враждебных им течений среди христиан. Демократические тенденции первоначального христианства и его отрицательное отношение к общественно-политическому строю Римской империи, как и вообще всякое отступление от ведущей линии церковного руководства, были объявлены заблуждением, «ересью». Многие древние христианские сочинения были уничтожены, как еретические, а единственно уцелевшее — «Откровение Иоанна» — подверглось специальной редакционной обработке. В его текст были внесены различные поправки и дополнения (интерполяции). Так, указывалось, что будто бы Иоанн предсказывал не первое, а второе пришествие спасителя, который, мол, уже приходил к людям раньше, чтобы оставить им свое учение. В конце концов из всех произведений, писавшихся христианами, только сравнительно небольшая часть получила надлежащую церковную санкцию и вошла в официальный новозаветный канон («новым заветом» стали называть христианство в отличие от «ветхого завета» — иудаизма).
Выработка единого и обязательного для каждого ортодоксального христианина вероучения оказалась возможной только благодаря новой централизованной организации христианских общин. В течение III века эта организация окончательно оформилась по территориальному принципу, соответственно административному устройству Римской империи. Духовенство во всех муниципальных округах было подчинено епископам, которые в свою очередь подчинились митрополитам, как стали называть епископов главных городов каждой административной области — провинции (от греческого слова главный город, метрополия). Для решения общих вопросов и соблюдения религиозного единства епископы собирались на областные или общие съезды — синоды (по-гречески собрание). Таким образом, уже в III веке все христианские общины Римской империи объединились в единую «великую церковь», которая в начале следующего столетия, на общем съезде 325 года, торжественно приняла название «вселенской» или «католической» (что значит по-гречески всеобщий).