Именно это обстоятельство и сделало возможным в дальнейшем превращение христианства из религии угнетенных в религию угнетателей, из движения, выражавшего субъективный протест народных масс против эксплуататорского строя, в идеологическую опору рабовладельческого экономического базиса.
Возникнув, подобно иудейскому мессианизму, в результате крайнего обострения социально-экономического неравенства и политического гнета, христианство существенно отличалось от националистических сект Иудеи не только своим полнейшим отказом от активных методов сопротивления, но и тем, что оно очень рано отвергло всякую племенную замкнутость. Хотя автор «Откровения Иоанна» еще называет своих единоверцев иудеями, однако эти иудеи уже в силу новых условий жизни на чужбине, в греческих городах Малой Азии, должны были все более отступать от отечественных традиций. Даже самый текст «Откровения» написан не по-еврейски, а по-гречески, так что иудейское понятие Мессия — божественный «помазанник» — переведено здесь однозначащим греческим словом Христос. Если иудейские мессианисты, за немногими исключениями, были заинтересованы лишь в судьбе своего «богоизбранного» народа, то «Откровение Иоанна» обещает спасение решительно всем людям независимо от их этнической принадлежности — стоит им только уверовать во Христа. Отрицание племенной исключительности чрезвычайно характерно для христианства, как новой религии, зародившейся в ту позднюю историческую эпоху, когда на смену прежнему обособленному существованию отдельных народностей пришло постепенное объединение их под всеобщей и сглаживающей все местные особенности властью миродержавного Рима.
В отличие от всех древних языческих, племенных религий христианство не видело никакой принципиальной разницы между какими бы то ни было племенами и готово было каждого принять в свои ряды, заявляя, что для него «нет ни Эллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Послание так называемого «апостола Павла» к Колоссянам, глава 3, стих 11). Если основной догмат христианства — вера в божественного спасителя, посредством которого «все страждущие и обремененные» обретут лучшую жизнь, — сложился на почве тяжелого социального гнета и неспособности его жертв достигнуть спасения собственными силами, то универсально-космополитический характер христианской религии мог возникнуть лишь в результате такой необхомой объективной предпосылки, как существование универсальной Римской империи. Успешному распространению христианства, по словам Ф. Энгельса, способствовал тот факт, что оно было свободно от многих древних обрядов, неразрывно связанных с историческим развитием местных племенных культов: «…Освобождение от обрядностей, которые затрудняли или делали невозможными сношения с иноверцами, было первым условием мировой религии»[9]
Быстрому распространению христианства немало содействовало и то обстоятельство, что его идеи были достаточно хорошо знакомы также другим, более древним религиозным системам и уже нередко высказывались в литературе. Так, идея божественного спасителя, порожденная бедствиями и отчаянием угнетенных масс, распространяется еще задолго до создания первых христианских легенд о нем чуть ли не среди всех народов языческого мира. У греков систематически перерабатывались в соответствующем направлении старинные мифы о богах и героях — благодетелях человечества— Прометее, Дионисе, Геракле и Асклепии (Эскулапе) — чудесном исцелителе. В Египте, Малой Азии, Сирии и Месопотамии развивались преобразованные, а частично и вновь учрежденные культы страдающих и воскресающих божеств, очень близкие к зарождавшемуся культу Христа и, несомненно, оказавшие на него влияние: Осириса, ставшего судьей в загробном мире; Аттиса и Таммуза, провозглашенных «спасителями»; Митры, посредника между верховным богом и людьми и др. Все эти фантастические образы были так похожи друг на друга, что легко смешивались между собой и в таком синкретическом, смешанном виде переходили из страны в страну, повсюду находя себе верующих почитателей.
Как отметил Ф. Энгельс в статье «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», христианство возникло из «обобщенной восточной, в особенности еврейской, теологии и вульгаризированной греческой, в особенности стоической, философии» Г В другой своей статье «Бруно Бауэр и раннее христианство» Энгельс даже называет еврейского богослова Филона из Александрии (конец I века до н. э. — первая половина I века н. э.) «отцом христианства», а известного философа-стоика Сенеку (родился около 4 года до н. э. — умер в 65 году н. э.) — «дядей его».[10]