Бывает и так, что в некоторых неблагоприятных, даже трагических, жизненных обстоятельствах наблюдается что-то вроде прямопропорциональной зависимости между неблагоприятными жизненными обстоятельствами и общим счастливым состоянием человека: чем более неблагоприятны жизненные обстоятельства, тем счастливее человек.
Именно подобную ситуацию с Пьером Безуховым описывает Лев Толстой в «Войне и мире». Речь идет о времени пленения Пьера французами: «Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это-то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он стремился прежде… В Плену Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье и нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит Не от недостатка, а от излишка. Он узнал еще новую утешительную истину — он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так страдал, как теперь, когда шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками… Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму… Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, во время которого он почувствовал новое, не испытанное им ранее чувство радости и крепости жизни… И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения».
Как говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!». Пьер в плену понял, что его жизнь, как таковая, самодостаточна. Но мы должны понимать, что отсюда совершенно не следует, что наша жизнь является самодостаточной изначально и сама по себе. Иначе говоря, из самодостаточности нашей жизни совершенно не следует, что она сама себя произвела в качестве именно таковой — самодостаточной.
Самодостаточность нашей жизни — это ее самоценность и свобода к самоопределению. Свободной к самоопределению и самоценной нашу жизнь создал наш Творец!.. Ранее я сказал, что подлинно счастлив лишь тот человек, который занят созидательной (творческой) деятельностью. Если это действительно так, то какой же созидательной деятельностью был занят Пьер Безухов в плену, когда он, казалось бы, был обречен на полное внешнее бездействие и несвободу? Предельно краткий ответ таков: Пьер воссозидал себя как человека. Он восстанавливал себя как внутренне свободное, самоценное и уникальное Божье творение, был в процессе восстановления (очищения) в себе образа Божия и замысла Бога о нем. Именно этот творческий процесс восстановления в себе Божьего замысла о нем и нашел свое выражение в испытанном им чувстве радости и крепости жизни.
Есть ли в жизни счастье?
Можем ли мы быть счастливы, пока живем на земле? Вряд ли, — отвечает царь Соломон в «Книге Экклезиаста» (далее идет цитата в переводе С. Аверинцева):